Снег в июле - [28]

Шрифт
Интервал

Так вот, пришел я утром на стройку уже с разрядом. Вроде все как прежде: и кран тот же, и бригада, и корпус. Но чего-то мне не хватает. Все не пойму. Только к обеденному сообразил: свободу я получил. Никто меня не попрекает за то, что я каску на тридцать минут снял, что на три минуты опоздал, что страховочный тросик, будь он проклят, не люблю я его, не сразу нацепил. Никто, понимаете, не спрашивает меня по технике безопасности, самой въедливой штуке на стройке — прораба не видно моего. Вообще говоря, на стройке он, вон внизу с шоферами разговаривает, только ко мне не подходит, как бы подчеркивая этим: ты, мол, Алексей, разряд получил, значит, самостоятельный человек, выученный. Поэтому не буду я к тебе больше по мелочам приставать.

Проработал я так дня три, прихожу в прорабскую, как смена закончилась, в семнадцать часов двадцать минут.

Сидит он за столом, бумагу какую-то пишет.

— Тебе что нужно, Алексей?

— Нет, Петр Иванович, ничего особенного.

— Отдыхай, значит.

— Петр Иванович, вроде обходите вы меня специально. Замечаний не делаете…

Молчит, пишет что-то.

— Вы мне, Петр Иванович, хоть какое задание дайте, что ли, — прошу я его.

Молчит, пишет.

— Так нельзя, Петр Иванович.

Тут он ручку отложил. Посмотрел на меня. Рассказывал я уже, глаза какие у него особенные, все смотреть в них хочется. Недаром Нина Петровна… ну, об этом молчок! Спрашивает он:

— Задание?

— Так точно, Петр Иванович. И потруднее, чтобы интересно было!

— Хорошо. Вот тебе задание: техникум.

Ух и обидно мне стало! Дома ко мне столько приставали с этим техникумом, а тут еще на работе. Как закричу:

— Да что я, каторжный? Вон сколько книг вызубрил, чтобы на разряд сдать, погулять вечером хочется. А вы — техникум?! Не пойду!

Молчит, пишет.

Так я и ушел. Помню, тот вечер славно провел. Да и другие вечера хороши были: то в кино, то прогулка какая, то, признаться, выпивка в компании (знаю-знаю, нехорошо это. Но ведь не роман пишу, а записки — тут только правда). Петр Иванович и виду не подает, как со всеми, так и со мной.

И пошли денечки стучать. Все один на один похожие, только что время по этажам различаю. Вот на десятом работал, сейчас на одиннадцатом. Эге, значит, шесть дней прошло, а с выходным — неделя.

Начал я уже привыкать к тому, что Петр Иванович заданий мне не дает. Вдруг прибегает в обеденный перерыв Маша, она у нас кладовщицей работала, испуганно так говорит: прораб, мол, тебя требует, и поскорее.

Я для виду пофорсил, хотя у самого сердечко застучало.

— Чего, — говорю, — спешить мне, Маша? Сейчас обеденный. Время мое. — А сам, когда она ушла, второе блюдо отставил и к прорабу.

У двери отдышался и так медленно-медленно вхожу. Прораб чертеж какой-то смотрит…

Не хочу вам долго рассказывать. Скажу коротко: дал мне прораб программу вступительных экзаменов в техникум, приказал заявление подать и готовиться.

Я начал было возражать. Он только посмотрел на меня и одно слово сказал: «Делайте». Значит, все, разговор закончен.

Вот, уважаемый, что значит настоящий человек. Другой бы после моего первого отказа обиделся, плюнул бы, забыл и обо мне, и о техникуме! А он…

В техникум я поступил. В заочный или вечерний, до сих пор, честное слово, не разобрал: назывался он заочным, а три вечера в неделю приходи на занятия. Эх, времени нету, а то написал бы я, как учился, какие науки проходил. Скажу только, что спорил много. Ну, к примеру, на лекции по железобетону объясняет нам учитель Анатолий Иванович, молодой такой, хлипкий, видно, никогда на стройке не был, как рассчитывать железобетонную плиту. Два часа объяснял, потом спрашивает: «Понятно?» Молчим. Он еще раз: «Вопросы есть?» Молчим. «Значит, — говорит, — все ясно?» Тут я руку поднял, он обрадовался:

— У вас, Кусачкин, вопрос?

— Вопрос, Анатолий Иванович… Вроде понятно мне: нагрузки на один квадратный метр собираю, потом перевожу на погонный метр. В одну таблицу посмотрел, вот в эту, в другую, вон в ту, площадь железа узнал, число стержней, и готово.

Он обрадовался:

— Правильно, Кусачкин. Молодец! Все понял. А какой вопрос у тебя?

— Вопрос такой: а зачем мне все это знать?

— Как так? — лицо у него вытянулось.

Тут все студенты (вот написал это слово с разгона, и вроде неловко стало. Какие мы студенты? Большинству в классе уже за сорок перевалило, прорабы они, практики, а остальные, моего возраста, на монтаже или на кирпичной кладке работают. Прямо с первой смены пришли) оживились. На задних партах дремали — туда всегда садятся, чтобы отдохнуть после работы, — так и там головы подняли.

— А просто, — говорю, — зачем на это время терять?. Ведь как были мы на стройке, так и останемся. На стройку, это каждому известно, готовые плиты с завода завозят. С номером плита, а на плане перекрытия показано, куда ее класть. Значит, никогда нам плиты считать не придется.

Учитель прямо расстроился:

— Вот не ожидал я от вас такого, Кусачкин.

— А вы спросите остальных. — Я поворачиваюсь к классу. — А ну, друзья, поднимите руку, кому после техникума считать плиту придется?

Живо так стало в классе. Смеются.

— Вот видите, — говорю, — Анатолий Иванович. Ни один руку не поднял. Лучше бы вы нас бухгалтерии поучили, очень наука нужная.


Еще от автора Лев Израилевич Лондон
Строители

В сборник произведений лауреата премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Льва Лондона включены повести и роман, в которых затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Автор на основе острого сюжета раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников.


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


Музыканты

В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.


Лики времени

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.


Сын эрзянский

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая мелодия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.