Снег, собаки и вороны - [5]
Бабушка Сакине ворчала, глядя на Ахмада:
— Этого еще зачем взяла? Простудится — хлопот с ним не оберешься, не рада будешь.
Матушка оборвала ее:
— А куда денешься? Проснулся чертенок, начал реветь. Я испугалась, как бы не разбудил Хаджи…
— А если проснется Хаджи и увидит, что все ушли, не подумает ли чего?
— Нет, сегодня пятница, будет спать до обеда…
На улицах не было ни души, снег толстым белым ковром расстилался под ногами и потрескивал, как сухие щепки в огне.
На пустыре, по той стороне улицы, бродили вороны. Они клевали снег и казались очень довольными. Я вспомнил, как вчера вечером матушка сказала:
— Снег… Вот радость-то воронам!
Бабушка Сакине и матушка продолжали свой разговор:
— Да, вечером Багум-ханум приходила. Сказала, буду сидеть у дверей и ждать. Как постучите, открою.
— Кто будет сидеть у дверей? — спросил Ахмад.
— Чего ты везде лезешь, — оборвал я.
А матушка продолжала:
— Не спросила, кто у нее?
— Кого Хаджи желали — девочка, — ответила бабушка Сакине.
— Ах, чтоб ему лежать на столе для обмывания покойников за все, что я натерпелась от него, — сказала матушка.
— «Во имя Аллаха милосердного и всемогущего»… — забормотала молитву бабушка Сакине.
— Пошли скорей, уже совсем светло, — приказала матушка.
Низко опустив голову, старуха пробормотала:
— Холодно…
— А мне не холодно! — сказал Ахмад.
— Ну да, а сам дрожишь.
— Ничего и не дрожу…
— Хватит, — оборвала матушка.
Мы с Ахмадом шли впереди, а они за нами. Снег, как мягкий хлопок, ложился под ноги, и наши следы так и впечатывались в него. Сделав шаг, Ахмад оглядывался и смеялся от удовольствия. Лицо его алело, как кумач. Он скакал то с одного, то с другого бока от меня. В белом пальтишке, запыхавшийся и веселый, он походил на расшалившегося щенка.
— Матушка, — сказал я, — Ахмад замерз.
— Чтоб он ослеп, незачем было идти…
— Не замерз я, не замерз! — протестовал Ахмад.
— Долго еще идти? — обратилась матушка к бабушке Сакине.
— Нет, близко, вон туда, в конец улицы.
— У, как далеко!.. Нет, я дальше не пойду, — заявил Ахмад.
— А разве мы не в Шах Абд ол-Азим идем? — спросил я.
— Сначала зайдем сюда, у бабушки Сакине тут недалеко вещи оставлены, заберем их и пойдем в Шах Абд ол-Азим…
— Ну, еще заходить куда-то, не пойду, я хочу в Шах Абд ол-Азим, — заскулил Ахмад.
— Чтоб тебе ослепнуть! Зачем с нами пошел, сам напросился, — сказал я.
— Пошли, пошли живей, — торопила матушка, — светает уже.
— Она сказала, будет стоять у входа, ждать, когда постучим, — повторила бабушка Сакине.
— Кто будет ждать? — спросил Ахмад.
— Надо все сделать тихо, чтоб и лист не дрогнул, — продолжала матушка.
— Да, да, я ей наказывала, чтоб никто не узнал, — торопливо отвечала бабушка Сакине.
— Чтобы что не узнали? — спросил я.
— Это про что узнают? — вмешался Ахмад.
— Чего лезешь? — вспылил я. — Любопытных в пекло уносят!
— Это дело всего минутное, — продолжала матушка, не отвечая нам, — сделаем, и я опять буду спокойна.
— А если не отдаст, что тогда? — спросила бабушка Сакине.
— Не отдаст?.. Нет, не посмеет… Если что, силой отниму!..
— Как делать-то будем! Как ты вчера сказала, да? — заговорила бабушка Сакине.
— Да, да! Ну что ты опять спрашиваешь?
— А потом, что потом Хаджи скажем?
— Хаджи? Хаджи, когда поймет, сам рад будет. Ты его не знаешь, — отвечала матушка.
Но бабушка Сакине продолжала бубнить:
— Ох, бедная женщина… ох…
— По ком вздыхаешь?
— Холодно очень, ханум, дорогая… ох, ведь собака и та… ох, грех это…
— Какой грех, незаконный ребенок-то, — отрезала матушка.
— Ох, ханум, дорогая, нехорошо это… — продолжала тянуть бабушка Сакине.
— Ну, хватит! — прикрикнула матушка.
Бабушка Сакине низко опустила голову:
— Холод какой…
— А мне не холодно! — заявил Ахмад.
— Врешь, — возразил я, — сам замерз совсем.
— Мне не холодно! — не унимался он.
— Дрожишь, как пес, — сказал я.
— Нет, я не дрожу, не дрожу! — твердил Ахмад.
— Хватит вам, — рассердилась матушка.
Мы уже добрались до той улицы, свернули в переулок, потом повернули опять. Снова переулок, еще и еще. Улицы тянулись узкие и длинные. Будто темные бесконечные коридоры. Глинобитные дома, как зерна четок, лепились друг к другу и смыкались в бесконечное кольцо.
Теперь впереди шла бабушка Сакине, за ней шел я, растопырив руки, почти касаясь стен, не давая Ахмаду опередить себя.
Наконец мы остановились перед широкой низкой дверью. Бабушка Сакине осторожно постучала, ей сразу же отворили. Выглянула маленькая седая старушка, глаза у нее так и сверкали, как у кошки, а челюсти все время двигались, будто жевали что-то. Старушка кивнула головой. Тут матушка нагнулась ко мне и зашептала:
— Джафар, сынок. На минутку займи Ахмада, пока я зайду сюда. Куплю тебе потом на базаре ручку-самописку…
— Все равно не купишь, обманешь.
— Да нет же, отцом клянусь! Ты только займи его, хорошо?
— А вы зачем туда пойдете?
— Дело есть, нужно. Бабушка Сакине возьмет свои вещи — и пойдем дальше…
Матушка наклонилась к Ахмаду и что-то зашептала. Тот широко, во весь рот, улыбнулся:
— Ладно, никому не скажу. Только ты смотри купи, а то…
Но бабушка и матушка уже исчезли в двери. Мы с Ахмадом уселись на скамейке у забора.
Ахмад сиял:
— А мне мама купит паровоз. Только никому говорить не велела.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.