Снег - [110]

– Да, такие мысли к лицу атеисту, – сказал Ка безжалостно.

Фазыл снова заплакал. А Ка не вспомнил и не записал никуда, о чем они говорили позже. По телевизору показывали съемки скрытой камерой: маленькие американские дети грохались со стульев, разбивали аквариумы, плюхались в воду, спотыкались, наступив на свой подол, и все это сопровождалось искусственным смехом. Фазыл и Ка долго смотрели на американских детей вместе с посетителями чайной, улыбаясь и забыв обо всем.

Когда в чайную вошла Захиде, Ка и Фазыл смотрели по телевизору на загадочный грузовик, который ехал по какому-то лесу. Захиде отдала Ка желтый конверт, который не вызвал у Фазыла никакого интереса. Ка прочитал записку, лежавшую внутри: она была от Ипек. Кадифе и Ипек хотели видеть Ка через двадцать минут, в семь часов, в кондитерской «Йени хайят». Захиде узнала от Саффета, что они в чайной «Талихли кардешлер».

Фазыл сказал вслед Захиде:

– Ее племянник учится в нашем классе. Он ужасный любитель карт. Никогда не пропускает петушиные и собачьи бои.

Ка отдал ему ученический билет, который забрал у полицейского.

– Меня ждут в отеле на обед, – сказал он и поднялся.

– Ты увидишь Кадифе? – безнадежно спросил Фазыл. Ему стало неудобно из-за выражения скуки и жалости на лице Ка. – Я хочу убить себя. – Когда Ка выходил из чайной, он прокричал ему вслед: – Если увидишь ее, скажи: если она снимет платок, я убью себя. Но я сделаю это не из-за того, что она сняла платок, а из-за удовольствия убить себя ради нее.

Поскольку до встречи в кондитерской еще было время, Ка свернул в переулки. Проходя по Канальной улице, он увидел чайную, где утром написал стихотворение «Улицы мечты», и вошел внутрь, но на ум ему пришло не новое стихотворение, как ему хотелось, а желание выйти через черный ход полупустой чайной, наполненной сигаретным дымом, на улицу. Он прошел заснеженный двор, в темноте перелез через низкий забор и, поднявшись на три ступеньки, под лай той же собаки на цепи спустился в подвал.

Здесь горела бледная лампа. Внутри, кроме запахов угля и несвежего воздуха, Ка почувствовал еще и запах ракы. Рядом с гудящим котлом парового отопления виднелись несколько человек и их тени. Заметив, что среди картонных коробок сидят и пьют ракы сотрудник НРУ с птичьим носом, больная туберкулезом грузинка и ее муж, он вовсе не удивился. Казалось, они тоже не удивились появлению Ка. На голове у больной женщины Ка увидел шикарную красную шляпку. Женщина угостила Ка крутым яйцом и лепешкой, а ее муж стал наливать Ка рюмку ракы. Когда Ка чистил яйцо, сотрудник НРУ с птичьим носом сказал, что эта квартира в котельной – самое теплое место в Карсе, просто рай.

Стихотворение, которое Ка написал в последовавшей тишине, без всяких неприятностей и не пропустив ни одного слова, называлось «Рай». То, что оно было размещено как раз на оси воображения, далеко от центра снежинки, не означало, что рай – это воображаемое будущее: для Ка это означало, что воспоминания о рае могли остаться живыми только в воображении. Вспоминая это стихотворение в последующие годы, Ка перечислил некоторые воспоминания по отдельности: летние каникулы в детстве, дни, когда он сбегал из школы, когда они с сестрой забирались на постель, где лежали родители, некоторые рисунки, которые он рисовал в детстве, встреча и поцелуй с девочкой, с которой он познакомился на школьной вечеринке.

Когда он шел к кондитерской «Йени хайят», он думал обо всем этом не меньше, чем об Ипек. В кондитерской Кадифе и Ипек уже ждали его. Ипек была такой красивой, что Ка в какой-то момент показалось (также и под влиянием ракы, выпитой на пустой желудок), что он сейчас заплачет от счастья. Сидя за одним столом с двумя красивыми сестрами и разговаривая с ними, Ка ощущал не только счастье, но и гордость: ему хотелось бы, чтобы его с этими двумя женщинами увидели престарелые турецкие торговцы во Франкфурте, которые каждый день улыбались ему и здоровались, но в кондитерской, где вчера убили директора педагогического института, сейчас совершенно никого не было, кроме пожилого официанта. Пока они сидели в кондитерской вместе с Ипек и Кадифе (пусть даже одна из них и была с покрытой головой), в сознании Ка все время присутствовал образ фотографии, снятой с улицы, на которой он был бы изображен за столом с двумя красивыми женщинами, словно в зеркале заднего вида, где постоянно видна идущая сзади машина.

Сидевшие за столом женщины вовсе не были так спокойны, как Ка. Поскольку он рассказал, что знает от Фазыла о том, что было на собрании в отеле «Азия», Ипек была краткой:

– Ладживерт покинул собрание в гневе. Кадифе сейчас очень раскаивается в том, что сказала там. Мы отправили туда, где он прячется, Захиде, но там его не оказалось. Мы не можем найти Ладживерта.

Ипек начала говорить, как старшая сестра, которая пытается помочь младшей найти выход из ее неприятностей, но сейчас и она сама выглядела слишком встревоженной.

– Если вы найдете его, что вы у него попросите?

– Сначала мы хотим убедиться, что он жив и что его не поймали, – сказала Ипек. Он бросила взгляд на Кадифе, которая, казалось, вот-вот расплачется. – Принеси нам новости о нем. Скажи ему, что Кадифе сделает все, что он пожелает.