Снег над океаном - [19]

Доктор смутился.

— Тяжелые крейсера… — русалка призадумалась. — Ты уже видел у Сухова. Ну и линейный крейсер, там ведь была Хиэй.

— Она сестра Конго, я правильно понимаю?

— Конго… — русалка развела руками, — это Конго. Другой такой нет. Внимание на экран!

* * *

На экране порт и причал; и пышно разодетые встречающие; и летят цветные ленты, и за спинами рыдают медные трубы, и в жарком небе тонко, иглой тоскливой вышивает скрипка — а потом все тонет в шуме приветствий.

По причалу ступают закованные в пластик, с прозрачными щитами-бульдозерами носороги в камуфляже, в круглых шлемах; за ними в демократично-дешевых пиджаках машут публике президенты двух крупнейших держав Земли. То есть, двух крупнейших обломков прежних величайших держав.

А вот следом движется рослая блондинка в непрактично-лиловом, ассиметричном бархатном, длинном; острые черты лица безмятежно-спокойны. Алые нечеловеческие глаза немного прищурены: то ли благосклонно, то ли презрительно.

Вот дошли до берега! Крики, вопли фанатов. Букеты, красные шелковые сердечки сыплются под ноги, скользят с досок, уходя навсегда в мутную портовую воду. Оцепление отжало дорожку к лимузину; тихонько матерятся где-то антиснайперские расчеты; слуги, выглядящие дороже и значительней обоих президентов, распахивают дверцы; искры солнца на бронестеклах, толщиной в спичечный коробок.

И вдруг тоненький паренек прокатывается коленями вперед под оцеплением, вылетая позади президентов прямо в ноги блондинке. Замирают все первые ряды; изумленная тишина катится вверх, вверх, вверх по трибунам; старший охраны раздосадовано машет ближним: прощелкали, суки — теперь хоть не лезьте, запортите все кадры! Президент может погибнуть на посту, но президент не может потерять лицо, впутавшись в историю глупую, некрасивую, вульгарную. Когда дуболомы охраны, к примеру, будут оттаскивать идиота-влюбленного. Если он шахид, так все равно ведь поздно дергаться.

Но паренька одушевляет совсем иной фанатизм, и в стихающем гуле толпы, в растерянном буханье медных тарелок оркестра — ударник знай себе шпарит, не сняв наушники, плевать ему даже на это! — над причалом тонко, безнадежно:

— Конго, я не могу без тебя жить!

Конго чуть наклоняет голову; мальчик, наверное, видит алые искры под прикрытыми веками.

Тишина становится абсолютной, потому что Конго роняет без паузы:

— Не живи.

* * *

— Не живи?!! А дальше? Вас там население не линчевало? Хотя чего это я. Куда там линчевать, даже помидорами закидать вряд ли кто посмеет.

— Ты знаешь, наоборот, — рассеяно улыбнулась Такао. — После того случая стали относиться даже лучше. Меньше соплей, больше дела.

Доктор пожал плечами (вот привязалось!) и попытался вернуться к прежней теме:

— Кстати, о подводных лодках. Что там с четыреста первой? Ну, которую в «Гостях у сказки» Резервная эскадра не поймала? Чем закончилось?

Такао улыбнулась:

— Если я скажу, что все закончилось хорошо, ты же с хирургической точностью спросишь: хорошо для кого?

— Я терапевт вообще-то.

— Ну, тогда с пофигизмом врача общей практики не дослушаешь чего-нибудь важное в моем ответе. Найди время, досмотри уже кино до конца, оно того стоит.

— Доснимут — досмотрю, — буркнул врач. — Терпеть не могу неоконченного, только разогнался, во вкус вошел — и стой, жди продолжения. Нет уж, я все-таки подожду последнюю серию. Такао, а лично для тебя чем это кончилось?

— Для меня пока ничего не кончилось. Пока все живы. Вот что. За обедом я спрошу, не хотят ли наши гости вкатиться в гавань с музыкой, с живым звуком. Трансляцию на весь остров мы обеспечим. А тебе спасибо, иди поспи. Вижу, что не помешает. Качки не ожидается, ко времени подниму.

— А зачем за обедом? Разошли сообщения, тебе и бегать не придется.

— Ну ты же не думаешь, что я так вот просто пустила в тактическую сеть их всех? Только старшую. Как они ее называют за спиной: «тетя-капитан». Ну, а второе — я хочу видеть и слышать ответ. Тоже чувства.

Чувства исполнительской братии поделились практически пополам. Пока доктор добирал часы сна, пока «Такао» полуциркуляциями обходила позиции штрафников, в кают компании кто-то распыхтелся:

— Я-то думал, буду для своих петь. Думал, в посольство еду, для людей.

Сольвейга на то плечами пожала:

— А я думаю, надо их простить и жить дальше. Бывает же, что рождение ребенка убивает мать. И что, ненавидеть за это ребенка до конца его дней?

Люди повскакивали с мест; блики синего и алого цвета с футуристических панелей заплясали по лицам, по стиснутым кулакам:

— Соль, ты чего?

— Ты же с нами ездила по фронтам, в больницах выступала!

— А теперь перекинулась на сторону либерастов? Платить и каяться?

Женщина продолжала стоять на своем:

— В том вопросе я считаю как вы, а в этом — как я. Туман закончил войну, пора закончить и нам.

И в полной тишине гости поделились надвое. Кто решил поддержать Сольвейгу, вышли готовиться. Прочие же угрюмо сидели за красивыми гладкими столами, в привычном каждому по игре «Mass Effect» интерьере космического рейдера «Нормандия». И не двигался никто, и слов не находил. Проснувшийся доктор сделал второй заход к автомату с едой. Увидев хмурые лица и узнав суть спора, доктор подумал: «Всякий свое мнение имеет, а я вот не определюсь никак.»