Снег как пепел - [15]

Я закидываю ягоду в рот и устремляю взгляд на огненные, пепельно-черные горящие угли. От кусочков льда немеют зубы, замороженная ягода холодит язык, но ее прохладная сладость почему-то не доставляет прежнего удовольствия. Я кладу палец на край костровой ямы — подальше от жара — и держу так, пока жгучее тепло не охватывает всю руку. Мой подвиг настолько важен, что ради меня даже жгут уголь, глядя на который я вспоминаю, почему никогда не чувствовала себя настоящей уроженкой Винтера. Я хочу относиться к прошлому с таким же глубоким пониманием, как Генерал, Элисон и все остальные, но не могу. Меня с Винтером связывают лишь истории, рассказанные другими. Я думала, что, приложив руку к спасению королевства, почувствую, что достойна его. Думала, что смогу заполнить пустоту, оставленную недостатком воспоминаний. И сегодня я совершила важное дело. Тогда почему же не ощущаю ни гордости, ни воодушевления?

За моей спиной шуршит полог — еле слышный звук, который можно было бы не заметить за шипением угля и свистом ветра. Мои мышцы напрягаются, на руках шевелятся волоски. Но я не вздрагиваю, не поворачиваюсь, лишь подцепляю вилкой кусочек репы. Мгновением позже чувствую, как к шее прикасаются чьи-то пальцы. По телу проходит дрожь, но вызвана она не холодом прижатых к моей коже мокрых волос.

— Ты убита, — со смехом в голосе сообщает Мэзер.

Когда я только-только начала свое обучение, он вечно подкрадывался ко мне в палатках или на тренировочном дворе, касался моей шеи и тихо бросал эту шутливую угрозу. И сколько бы раз он этого ни вытворял, я каждый раз визжала так, словно сам Ангра подобрался ко мне. Генерал конечно же этого не пресекал, ворча, что мне пора перестать быть рассеянной. Вскинув глаза на Мэзера, я перестаю жевать. С ухмылкой на губах он плюхается на подушки напротив меня.

— Убита? — фыркаю я. — Да я позволила тебе подкрасться ко мне! Что, ударила в голову вся эта блажь «я-будущий-король-Винтера», ваше высочество?

Мэзер кривится.

— Ты всегда говоришь, что позволяешь подкрасться к себе. Так сильно боишься признать, что не настолько хороша, как о тебе думают другие?

Я сглатываю.

— Разве не все боятся того же?

Мэзер опускает взгляд на костровую чашу, в синеве его глаз пульсирует оранжевое свечение.

— Уильям показал мне половинку медальона, — тихо говорит он.

Мои пальцы судорожно сжимают вилку. Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но в голову приходят лишь те самые развеивающие иллюзии вопросы, что я ему уже задавала. Вопросы, от ответов на которые наш флер счастья испаряется, точно капли воды на горячих углях. Поэтому я молчу, и в наступившей тишине Мэзер поднимает на меня глаза.

— Странно думать о том, что в последний раз винтерианцы видели этот медальон на шее моей матери. — Уголки его губ изогнуты, взгляд направлен куда-то вдаль — в полотно, сотканное из чужих воспоминаний, которыми с ним тоже делились остальные: о его матери, королеве Ханне Динам; о том, как Ангра вступил в дженьюрианский дворец, убил ее и разломал накопитель надвое. Узнаю этот взгляд. Точно такое же разочарование отражается на лице Мэзера, когда он не попадает в цель на тренировке, когда Генерал побеждает его в спарринге или когда я спрашиваю его, на что бы он использовал магию, если бы мог, — разочарование в себе самом, в своей неспособности сделать то, что нужно, даже если он сам в этом не виноват. Мэзер проводит по лицу ладонью, и вот на нем снова непроницаемая маска и искренние эмоции спрятаны за улыбкой.

— Ты чокнутый, — качаю я головой.

— Да? — улыбаясь, выгибает он брови.

— Ага. — Я всаживаю в репу вилку и оставляю ее там. — Мы достали половинку медальона. Сейчас ты должен быть счастлив, по-настоящему счастлив, без всяких оговорок, а не строить из себя мистера «Наследник Винтера» с нацепленной фальшивой улыбкой.

Лицо Мэзера мрачнеет. Он некоторое время молчит. Его руки на коленях лежат так, будто он держит в них все свои волнения и тревоги.

— Я ничего не почувствовал, — почти шепчет он, погрузившись в свои мысли, — когда увидел половинку медальона. До этого я не видел ни единой вещи, принадлежавшей моей матери. Я должен был хоть что-то почувствовать.

У меня учащается сердцебиение, и я опускаю взгляд на костровую чашу. Ведь я сама волнуюсь так же. Порой я забываю, насколько мы с Мэзером похожи, — мы оба слишком юны, чтобы чувствовать какую-то особую привязанность к Винтеру. Только Мэзер переживает из-за этого сильнее меня. Ведь он король. Но у меня нет ни мудрых слов для его утешения, ни понимания, как вселить в него уверенность, если бы они были, то я бы и со своими сомнениями разобралась.

— Сейчас это всего лишь половинка медальона, — пробую я успокоить его. — Может, ты почувствуешь что-нибудь, когда у нас будет целый накопитель.

Мэзер пожимает плечами.

— Забыла, что у меня с ним никакой связи не будет? Я ее сын, и только. — Его щеки вспыхивают от стыда, и он качает головой. — Прости. Ты права. Сегодня удачный день. Я должен быть счастлив. Ты достала половинку медальона. Спасибо. — Он наклоняется вперед, пристально глядя мне в глаза. — Я правда очень благодарен тебе, Мира.