Снег идет 100 лет… - [7]

– Не, старичок. Ты не прав… Рок-н-ролл я не предам, тем более что концертов у нас еще хватает.

– Да называй ты свою музыку как хочешь, только меняйся. «Yesterday» это – рок-н-ролл?

– Ну, это барокко-рок, – изрек Соколов.

– Угу, хреноко-рок. Серега, ну почему битлам интересны валторна и струнный квартет, а тебе втемяшился ритм энд блюз, сидишь в нем и хрюкаешь.

– Ладно, отстань.

И мы снова расходились и снова, встречаясь со мной, он терзал меня вопросами, ответы на которые он не хотел слушать, вернее, слышать…

V

Несмотря на то что московский рок-н-ролльный круг был весьма ограничен, встречались с Соколовым мы довольно редко. А время текло – менялась жизнь, менялись мы. Группа «Ребята», где я, да, впрочем, все мы неплохо жили и играли, распалась, оставив множество ссадин в душе и желание доказать всем вокруг и Воробьеву – нашему басисту и лидер-вокалисту, ушедшему в профессионалы, – в частности, что он не прав и что мы еще себя покажем.

Мы с барабанщиком Сашей Жестыревым объединились со Славой Кеслером и Юрием Чепыжевым из университета в группу и назвались «Мозаикой». Поскольку в «Ребятах» всей административной деятельностью, то есть устройством концертов, занимался я, а Слава и Юра в университетском «Спектре» были тоже лидерами, концертов и приглашений всякого рода хватало. Мы быстро завоевали свое место в московской иерархии рок-н-ролла и даже поднялись вверх по этой лестнице, ведущей к успеху. Думаю, то, что мы писали и пели свои песни, способствовало нашему продвижению. И если в «Ребятах» сочинительствовал я один, то в «Мозаике» «острая конкурентная борьба» трех авторов – Кеслера, Чепыжева и Малежика явно способствовала появлению качественного продукта.

А что Соколов? Да ничего… Старая песня о еретиках и невозможность сыграть каверы новых кумиров – зеппелинов, дип пёрпл и прочих грэнд фанков. А время поджимало… Надо было определяться, кем быть – музыкантом или кем-то там еще. Умения сыграть на барабанах «Twist again» явно не хватало, но не хватало еще и мужества признаться в этом самому себе. И случались какие-то выступления, и отсеивались неудобные мнения, и в очередной раз убеждал он сам себя, что все хорошо. Как там было на самом деле у «Горных Королей», я не знаю, но думаю, что мои соображения очень близки к истине. У нас, если быть корректным, проблемы возникали тоже и желание зарабатывать любимым рок-н-роллом деньги поднималось в полный рост. Тем более что все участники «Мозаики», кроме меня, были женаты, и, что там им втирали по ночам их жены, остается только догадываться. Но мы играли, сочиняли и откладывали до очередной весны вопрос: что же нам делать.

А Жестырев служил в симфоническом оркестре, и в очередной раз его не отпустили на все лето с нами играть в спортлагерь МГУ «Буревестник». И у нас встала проблема – с кем ехать играть на юг, кто сумеет заменить нашего Шуру, который не только профессиональный барабанщик, но еще и певец, на котором лежат все верхние голоса. Да и вообще Шура – наше лицо даже больше, чем я или Кеслер. Витя Дегтярев, который часто подменял Шурика, уже служит в «Голубых гитарах», а об остальных… Господи, да у всех свои планы… Не помню, кто первым вспомнил Соколова, но когда я ему позвонил, он сказал, что с радостью полетит с нами на юг.

– Знаешь, я тут развелся с женой, и мне неплохо бы сменить обстановку и зализать раны, – сказал мне Соколов.

– Серега, да мы тебе столько языков найдем для зализывания, что еще на заливное останется. Как тебе заливное из языка с хреном? И в уши тебе будем дифирамбы петь. Специально для тебя разучим «Down on the corner» и «Venus» – ваши коронки из «Горного Короля». А твои не обидятся?

– Да нет… Мы в июле как раз решили разбежаться до осени.

– Кайф… Поиграем вместе, вина попьем, девок потопчем, – обольщал я.

– Во-во… Особенно девок. Буду топтать с ненавистью.

– Дурень, им это еще сильнее понравится, потом не отвяжешься, – авторитетно заявил я.

– Ладно, полетели. Готовь море портвейна и бочки девок… Че-то я с девками запутался.

– Хорошо, горы девок и море портвейна.

– Пусть будет так. Let it be…

И мы полетели на юг, в Вишневку. И играли танцы, играли в кайф – так обычно бывает с новым музыкантом. А вечером, вернее, ночью отправлялись к тете Ане на Республиканскую, дом 4. Там всегда было в ассортименте вино в розлив и свежие, с грядки, помидоры и огурцы. И были девчонки, и кто-то уходил от стола в ночь, а Соколов оттаивал.

В нашей компании была девушка, секретарша с химфака МГУ Лена Леньковская, которую все величали Ленек. В меру красивая, в меру стройная, в меру веселая и остроумная и невозможно целомудренная. Кеслер «на слабо» меня завел, что с Леньком у меня ничего не получится. И я завелся – распушил перья, анекдоты рекой, гитару не выпускал из рук, и первая высота была взята. Ленка согласилась со мной отлучиться на обрыв послушать «что скажу». А Ленек была почти штатной певицей «Буревестника» и при удобном случае пела «Summer time» и «Словно сумерек» из репертуара «Поющих гитар». И я утащил ее на обрыв, который над морем, обсудить творческие проблемы. После артподготовки и рекогносцировки местности я решил приступить (это уже на обрыве, куда обычно ходили за энтим самым) к решительным действиям. Но моя рука была отвергнута так убедительно, что я засомневался в истинности фразы «Если женщина говорит „нет“, то это означает „может быть“». В тот раз я понял, что если полезу за подтверждением этой мысли, то получу по хлебальничку.