Снайпер морской пехоты - [102]

— Сэр, — сказал Хэткок, наклоняясь вперёд на стуле, стоящем у стола Уилли, под статуей Джона Уэйна и огромным серебряным призовым кубком, наполненным арахисом. — Мне надо дослужить до двадцати лет. Осталось всего несколько месяцев — до конца июня.

Этот разговор происходил накануне Рождества, и Уиллис весьма сомневался, что Хэткок сможет протянуть эти несколько последних месяцев, но он не хотел портить ему праздник и что-либо конкретно сообщать. Тем не менее, он предоставил Хэткоку некоторую почву для размышлений.

— Тут ещё вот какое дело, — сказал ему Уиллис. — Ты долго и славно работал. Ты живая легенда. Тебя уважают. Все снайперы хотят быть такими, как Карлос Хэткок. Они перенимают у тебя жесты, голос, подходы к делу. Они не только делают всё, что ты им говоришь — они хотят стать тобой. И ты должен следить за собой, потому что можешь уничтожить всё, что успел сделать. Дело не в том, что ты разрушишь миф или легенду, а в том, что снайпер не достигнет всего, что мог бы, потому что не сможет стать тобой. Уж если хочешь воспитать первоклассного снайпера, то делай это так, как положено в морской пехоте, используя те средства, что у нас есть, не выходя при этом из себя и не злясь.

В январе 1979 года Хэткок принимал выпускной экзамен у курсантов — они должны были, используя средства маскировки, скрытно добраться до огневой позиции, отстреляться и отойти так, чтобы ни Хэткок, ни капитан Кади их не обнаружили. И тут Хэткок потерял сознание.

После осмотра доктор Брэннон несколько дней наблюдал Хэткока и изучал анализы. Затем последовало неизбежное заключение: пора уходить.

Он позвонил майору Уиллису. Когда тот поднял трубку, Брэннон просто сказал «нет».

Уиллис тут же понял, по какому поводу звонит врач.

— Послушайте, — сказал Уиллис, — давайте-ка я к вам приеду, мы посидим и всё обсудим.

— Нет!

— Я же знаю его, давно уже знаю.

— Нет, — ответил врач. — Я тоже его знаю, я его наблюдал, и мой ответ — «нет». Ему придётся уйти.

Уиллису как командиру Хэткока было больно услышать этот приговор, и вдвойне больнее — как другу. И если он сам никак не мог согласиться с этим «нет», то как мог Хэткок?

20 апреля 1979 в кабинете майора Дэвида Уиллиса комендор-сержант Карлос Н. Хэткок II завершил свою службу в морской пехоте США. Он был уволен по состоянию здоровья со 100-процентной инвалидностью.

Накануне Хэткок провёл последнее занятие с курсантами. На прощание он сказал снайперам: «И помните, что самая смертоносная вещь на поле боя — прицельный выстрел». Он повернулся, сдерживая слёзы, вышел из класса, надел панаму с белым пером и вышел на улицу, чтобы остаться наедине со своими мыслями.

В тот апрельский день, когда майор Уиллис зачитал приказ об увольнении, Хэткок заплакал. Вытянувшись по стойке «смирно», Хэткок принял у Макаби винтовку, которую собрали для него морпехи из оружейной мастерской учебного подразделения стрелковой подготовки. Требования к этой винтовке вырабатывались при участии Хэткока, который принимал участие и в её испытаниях. Это была снайперская винтовка М40А1, которую производят только морпехи и только для морпехов. В ней используется ствольная коробка от винтовки «Ремингтон» 700-й модели под патрон калибра 7,62 мм, к которой прикрепляется «тяжёлый» ствол из нержавеющей стали со свободной посадкой в прочной фибергласовой ложе. На винтовку ставится прицел «Унертл» с 10-кратным увеличением.

Когда майор Уиллис, сдерживая слёзы, зачитывал надпись на памятной табличке, где над латунной пластиной красовалась бронзированная морпеховская походная шляпа, все молча слушали стоя.

«Есть много морпехов. Есть много метких стрелков. Но есть только один Снайпер — комендор-сержант Карлос Н. Хэткок. Один выстрел — одно попадание».

* * *

Хэткок рухнул на сиденье на носу лодки, придержав рукой камуфляжную панаму. Лодка из нержавеющей стали, крашеная красным суриком и отделанная серебристым фибергласом, неслась по волнам, вздымая солёные брызги, осыпавшие его лицо. Ветер трепал его зелёную нейлоновую куртку. Он взглянул на круг из жёлтых букв слева на груди: «Сборная команда морской пехоты США по стрельбе». Он уже шесть лет был в отставке, но по-прежнему тосковал по морской пехоте.

Хэткоку пришлось пережить страшное время адаптации к гражданской жизни. Первое время после увольнения он считал, что корпус морской пехоты бросил его на произвол судьбы, и весь остаток 1979 года и большую часть 1980-го он мрачно просидел в тёмной комнате в глубине своего дома в Вирджиния-Бич. Комната была заполнена предметами, которые навевали на него неотвязные воспоминания о морской пехоте. Он прозвал эту комнату «блиндажом», и чахнул там, ничего не говоря и не прося ни о чём. Он с мукой думал о том, что в награду за 19 лет и десять месяцев на военной службе получает теперь 610 долларов в месяц, и может приносить в семью лишь эти крохи. При этом он не мог устроиться на работу, потому что в этом случае перестал бы получать пенсию по инвалидности.

Он чувствовал себя никому не нужным, беспомощным и бесполезным человеком, и от этого всё больше погружался в глубочайшую депрессию. Тот огонь, который когда-то пылал в его душе и раз за разом поднимал его на ноги, слабел и угрожал погаснуть.