Смысл жизни человека: от истории к вечности - [144]

«Чистая совесть», взятая в отношении к жизни вообще, предполагает не человеческую, а божественную возможность освоить глубины всякой чужой совести, то есть осмыслить жизнь любого человека. «Чистая совесть», критически ограниченная рамками собственной жизни (свободы и судьбы), возможна на уровне праведного морального существования индивида. Швейцер же исходил из парадигмы благоговения перед жизнью вообще, и для «чистой совести» справедливо не нашел в ней места.

Попытка открыть всеобщий основной принцип нравственности может быть реализована только в формальном смысле, как например, «безусловное уважение к нравственному закону» Канта;

содержательный план появляется при отказе от такой всеобщности: универсально лишь требование к каждому человеку самостоятельно открыть этот «закон» в вести, предназначенной только ему и подтвердить (обосновать) его своей жизнью как целым, иначе говоря, по феномену (совести) обнаружить свой нравственный смысл жизни и ответственно-уникально его реализовать. Внутреннее противоречие в этике А.Швейцера возникает из его призыва совместно, усилиями всех людей, выработать такой основной принцип нравственного, который бы дал возможность нравственной личности последовательно и успешно отстаивать себя в полемике с этикой общества.769 Принцип благоговения и «воли к жизни вообще», которые Швейцер утверждал в качестве основы нравственности, – абстрактны, хотя абстракция, по его мнению, – это смерть для этики. И все-таки огромный индивидуально-нравственный опыт Швейцера, дающий ему право на любого рода выводы, приводит его к следующему: человек должен всякий раз решать, в какой степени он сам может остаться этическим. «Никто не может за него сказать, где каждый раз проходит крайняя граница настойчивости в сохранении и развитии жизни. Только он один может судить об этом, руководствуясь чувством высочайшей ответственности за судьбу другой жизни».770

Таким образом, процедура критики «чистой совести» возможна только в индивидуальной форме: подлинно бытийный ответ на абсолютную весть о человеческом предназначении индивидуален, конкретен и обнаруживается как пример нравственно целостной жизни. Здесь позволительно говорить о чистой совести – трансцендентной основе всех более частных совестных проявлений. Отсутствие такой основы делает бессмысленными любые опыты самоиспытания «перед судом совести». Чистая совесть – не «спящая» и не «спокойная» совесть; она постоянно бодрствует, срабатывает автоматически, не поддается на уговоры посредством рациональных доводов, ее призывы нельзя обобщить, распространить, нормировать. Чистая совесть обозначает непосредственный переход от абсолютного к уникальному, снимая социальное частное и относительное. Индивидуально определенная ответственность уровня моральной праведности – достойный, онтологически равномерный ответ на весть чистой совести. Отказ от понятия «чистая совесть» означает непризнание (неприятие) абсолютного содержания совестного призыва, сведение его к этической абстракции, «одухотворяющей» нормативность внеморальной целесообразности.

Чистая совесть это абсолютное ядро совестного акта, феноменально обнаруживающего смысл человеческой жизни, то есть, по сути, представляет собой нравственный смысл жизни сам по себе. «Иметь чистую совесть» означает то же самое, что жить по-настоящему нравственно осмысленно. Целостный анализ феномена совести (с точки зрения ее «чистого» и частного содержания) подтверждает, на наш взгляд, возможность применения к ней критической процедуры кантова типа, только методологическими рамками здесь являются не границы человеческого познания, а рождение и смерть конкретного человека, нравственный смысл жизни которого состоит в метафизическом воссоединении индивида с самим собой, или в совпадении того, к чему он призван голосом чистой совести, и уникального бытийного ответа на него всей своей жизнью. Диалог совести и ответственности представляет собой универсальный механизм существования и обнаружения нравственности, то есть имеет всеобщий характер, модифицируемый ее различными уровнями. Индивидуальное наполнение этого механизма определяется содержанием «вести» и «ответа» на нее. Каково это содержание? Что может быть в нем обозначено как последнее, фундаментальное и основное? (Само Абсолютное Добро такое содержание не составляет: диалог ведется о нем). Вряд ли стоит здесь заниматься изобретательством: всемирноисторический нравственный опыт человечества был концентрированно выражен христианством, и его первая и наибольшая заповедь гласит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим…». Вторая же подобная ей: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.,22:37-40). Так любовь провозглашена в качестве единственного принципа и основного закона нравственности: любовь не только как чувство (в заповеди упомянуты «душа» и «разумение» человека), или склонность (такая трактовка обусловила разделение долга и милосердия у Канта).

Заповедь любви охватывает все ее планы: чувственный, рациональный, ценностный, практический. Любовь одухотворяет все отношения между людьми, между человеком и миром, и, значит, бытийствует везде и во всем, в том числе, и в интенции человека к истине (вопреки трактовке Швейцера):