Смотрители маяка - [11]

Я человек «что, если». Что, если в тот день, когда они исчезли, море было спокойным? Что, если Билла забрали? Я не знаю что; я не хочу ничего сказать. Все возможные варианты — что произошло, что они чувствовали, кто там был, сделал ли это кто-то из них, — я думаю об этом каждый день, но всегда возвращаюсь к одному и тому же. Звучит безумно, если произнести это вслух. Но я в это верю. Маяк на башне, один вдалеке, словно овца, отбившаяся от стаи. Легкая добыча.

Вы не производите впечатление человека, которого это интересует. Мне наплевать. Скажу одно. Если вы потеряете человека, который был для вас целым миром, то увидите, как легко провести черту и сказать: все кончено, его больше нет. Я до сих пор слышу голос мужа. Слышу его, будто он рядом. Когда я блуждаю в темноте, я слышу, как Билл в доме зовет меня, как будто он на заднем дворе чинит велосипедную цепь и спрашивает меня, не хочу ли я чашку кофе.

Я знаю, что это невозможно. Мы не там, где жили раньше. Я переехала в новый дом, он бы не нашел меня. Мы не могли остаться в том коттедже, он для семей смотрителей, а не для семей пропавших смотрителей. И все равно, чувство такое, как будто я смирилась, что он не вернется. Мне грустно при мысли о том, что он придет к нашему дому, только меня там нет. Но сторож, присматривающий за коттеджами «Девы», скажет мне. Вот какие фантазии крутятся у меня в голове. Хелен другая. Она слишком холодная и прямая. Вот почему, я уверена, она не сказала вам правду. Не думаю, что она понимает значение этого слова. Все время, что я ее знаю, она была хороша только во вранье. Хелен пишет мне письма и отправляет рождественские открытки, но напрасно утруждается. Я их не читаю. Я была бы счастлива никогда больше о ней не слышать.

Думается, ей не помешал бы друг с учетом того образа жизни, который она вела раньше. Но Хелен никогда об этом не говорила. Мы жили дверь в дверь, мы могли бы быть близки, как обычно бывают жены смотрителей по всей стране, которые заботятся о семьях и берут руководство в свои руки, когда мужья далеко. Мы делаем свое дело на берегу, а они — на башне. Это правило, по которому мы жили, те, кто служил на маяке.

Но не Хелен. Она думала, что она особенная. Слишком важная, как по мне, с этими дорогими шарфами и ювелиркой. Я думаю, если бы у меня была куча денег, я бы все равно выглядела обычной, потому что это идет изнутри, да? Красота? Я никогда не чувствовала себя хорошенькой.

В обычной жизни мы бы никогда не соприкоснулись. Мне жаль, что наши дороги пересеклись.

Несчастье Хелен, что она ни во что не верит. Без веры я бы давно уже погибла. Я до сих пор иногда думаю о смерти, но потом вспоминаю о детях и не могу. Если бы я была уверена, что встречу там Билла, то может быть. Может быть. Но не сейчас. Я должна поддерживать свет.

«Трайдент-хаус» однажды намекнул, что Билл сделал это специально. Что он сел на французский корабль и уехал, чтобы начать новую жизнь. Сейчас я уже не злюсь, но тогда я еле сдержалась, чтобы не устроить сцену. Билл никогда бы так со мной не поступил. Он бы никогда не оставил меня одну.

О, в дверь стучат. Пришел мастер ремонтировать телевизор.

Это все? Приходите еще, если что-то нужно. Я не могу разрешить вам остаться, потому что я нервничаю, когда мне приходится делать два дела одновременно, а я должна заняться мастером. Надеюсь, он починит телевизор, потому что вечером показывают «Давай потанцуем». Ненавижу, когда картинка плохая.

10. Хелен

Каждое лето в его день рождения или около того она совершала паломничество. Оставляла собаку у подруги и садилась на поезд до ближайшей станции, которая находилась в получасе от берега, а остаток пути ехала на такси. Ничего не меняется; все по-прежнему. Жизнь бурлит на поверхности, а сама земля существует в своем медленном ритме. Вечно и беспрестанно катятся к берегу терпеливые волны; трепещут, словно китайский веер, листья бука.

Хелен свернула с центральной улицы на боковую. Мошкара сбивалась дрожащими облачками, от изгородей исходил сильный аромат лесного купыря. Теплые тени осеняли ее путь; оранжевое солнце исчерчивали темные стволы деревьев. Она прошла указатель на мортхэвенское кладбище. Покосившиеся могильные камни неровными рядами спускались к мысу, а дальше простиралось море во всей своей ослепительной синеве.

Могилы здесь никогда не было. Только скамья на берегу и надпись:

Артур Блэк, Уильям Уокер, Винсент Борн

Мужья, отцы, братья, сыновья, возлюбленные

Ярко сияет милосердие Отца нашего

От Его маяка во веки веков[3].

Она много раз слышала, как Артур поет этот псалом. Он сидел в ванне, и мелодия вытекала из клубов пара; она гудела над раковиной, пока он намыливал лицо, или на кухне, когда он жарил полоски бекона и нарезал хлеб на толстенные ломти. «Пусть горят нижние огни, посылая отблеск через волну». Он приходил домой, пахнущий водорослями, и садился в кресло похрустеть чипсами со вкусом «Сарсонс»[4]; у него были огромные ладони с потрескавшейся, как глина, кожей и темными кругами вокруг ногтей. Артур ловил рыбу голыми руками — было такое? В нем была какая-то магия: морская магия, он наполовину человек, наполовину дитя соленой воды. Поначалу она не знала, что выйдет за него замуж. Пока он не повез ее кататься на лодке, и тогда она посмотрела на него и все поняла. Просто поняла. Там он был другим. Это трудно объяснить. Но все в нем стало понятно.