Смотри: прилетели ласточки - [44]

– Как умер? Он же только сегодня в литблоге… – она замолчала, не договорив.

– Сегодня умер, около четырех часов. Дочка пришла домой, он не открывал, не отвечал на звонки, а через окно было видно, что он сидит за компьютером, уронив голову на стол, – Саша-Сократ еще что-то такое рассказывал, но она плохо понимала. Наконец он напомнил написать к утру некролог и заключил: – Материальную помощь выделит министерство культуры.

Она ощутила, как кровь схлынула с лица, и мгновенно стало немного холодно. Она сидела неподвижно в этом своем радостно-зеленом платье и думала: «Странно, наверно, я выгляжу». Ей никак не удавалось поверить в кошмар случившегося, что Вадим Сопун сейчас в морге, его режут сейчас – когда она сидит в кафе в дурацком зеленом платье и строит из себя светскую львицу. Потом внезапно горячей волной нахлынула нежность, как будто Вадим был ее братом, захотелось взять в ладони его лицо и поцеловать, прощаясь навсегда.

– Вадим Сопун умер, – сказала она, услышав себя как бы со стороны. В следующий момент потоком хлынули теплые едкие слезы. Она плакала безутешно, как маленькая девочка, размазывая слезы по лицу. Виктор суетился вокруг нее, поил водой, официанты порхали вокруг, как перепуганные воробьи. Потом он, наверное, вызвал такси. Во всяком случае, когда она вышла из кафе, пошатываясь на своих каблуках, машина уже ждала.

– Проводить вас домой, Надежда Эдуардовна? – спросил Виктор.

– Нет, не беспокойтесь, я сама…

Ее охватило ощущение впустую прожитой жизни и еще какой-то громадной вселенской несправедливости. «Смотри, прилетели ласточки», – на поверхность сознания выдернулась странная, ничего не значащая фраза, сказанная голосом Вадима. Какие ласточки? Неужели все навсегда кончилось? А ей-то казалось, что самое главное еще впереди, что с ними непременно должно случиться что-то очень хорошее. Да как он посмел умереть, бросить ее в одиночестве, так и не сказав ей самого главного? Или уже сказал, а она не заметила? Она не заметила, как мимо нее пролетела его несуразная, скомканная жизнь. Как же она могла его ненавидеть, но никогда, никогда он не оставлял ее равнодушной. Может быть, это и называется любовью?

Ей пятьдесят раз за день пришлось выслушивать одни и те же вопросы о жизни с Сопуном, о причинах развода с Сопуном, о любви с Сопуном и даже о сексе с Сопуном. О сексе она не могла рассказать ничего, потому что и не помнила ничего, кроме простыней в цветочек, которые лично купила к свадьбе; все остальное стерла без следа и жалости рука забвения или, в худшем случае, вытеснила в бессознательное, как говорят психоаналитики. Почему? Да черт его знает. На похоронах к ней пристала окололитературная дамочка с пошлыми вопросами о свадебном платье, медовом месяце и о том, почему у них не случилось детей, хотя юные девушки сразу же стремятся забеременеть, или, может быть, Наденька боялась испортить фигуру? У нее было стройное тело?.. Саша-Сократ никак не мог успокоиться по тому поводу, какой она написала хороший некролог: редко кому пишут так нестандартно. Наденьке очень хотелось сказать, что она с удовольствием напишет некрологи всем присутствующим, и в этот момент уловила какой-то тихий скрытый смешок, хотя ничего такого просто быть не могло, как будто это усмехнулся сам Сопун. Он лежал в гробу с чуть перекошенным ртом, может быть, поэтому ей так почудилось. И она неожиданно улыбнулась в ответ.

Вокруг нее то и дело крутился Виктор, как мальчик-паж, отгоняющий назойливых журналистов: «Вы разве не понимаете, что ваши вопросы неуместны? Оставьте в покое Надежду Эдуардовну!» Его суетливая активность казалась ей совершенно фальшивой, и в этом он, безусловно, уступал хаму и грубияну Сопуну, потому что Вадим часто бывал неправым, но всегда искренним.

Перед тем как гроб, обитый простым красным сукном, вынесли и положили в катафалк, к ней подошел какой-то человек в черном плаще, наглухо застегнутом до самого подбородка. Для богемы он был слишком хорошо одет и слишком аккуратно подстрижен. Представился нотариусом Бочкаревым, старым знакомым Вадима Сопуна, протянул ей визитную карточку и попросил непременно позвонить через несколько дней, когда улягутся страсти. Зачем? Чтобы уладить юридические формальности. Она поняла так, что у Вадима не осталось близких родственников, кроме несовершеннолетней дочки, которую пока отправили на попечение тетки по линии матери… Жаль девочку, жаль. Девочку было даже больше жаль, чем Вадима. Потому что Вадим уже умер, и ему не было больно, а девочке придется жить дальше с воспоминанием о папе, который не открыл ей дверь. Какая страшная сказка: папа сидит за столом, девочка стучит в окно, а он не хочет ей открывать!

Остатками трезвого ума Наденька прикинула, как же этот Бочкарев был старым знакомым Вадима? Бочкарев был из другой жизни, в которую Вадим не заглядывал. Впрочем, это было вовсе не важно. Воздух дышал весной, насквозь просвеченный солнцем, тем страшней представлялась смерть, звучащая диссонансом внутри вселенского ликования.

– Почему не отпевали? – задала она вопрос в пространство, но тут же подумала, что никто не знал, наверное, принял ли Вадим крещение или же до смерти оставался еретиком, как его отец Петр Николаевич.