Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [125]
Однако новая модель контроля репродуктивного поведения населения оказывалась малоэффективной, что подтверждает анализ судебных статистических материалов, а также изучение юридического дискурса. Несмотря на суровость правовых норм (женщина, уличенная в совершении «плодоизгнания», лишалась всех званий и состояний и ссылалась в Сибирь на поселение или получала тюремный срок до шести лет, к уголовной ответственности привлекались лица, совершавшие абортирование), неопределенность статей закона, сложность их квалификации давали широкие возможности избежать наказания. Реальные сроки по обвинению в «плодоизгнании» получало ничтожное число женщин. Аборт мог быть представлен в виде выкидыша, мертворождения, несчастного случая, последствий «самопомощи», что избавляло их от наказания[1485]. Суммируя все обстоятельства, суды присяжных зачастую оправдывали обвиняемых или привлекали их к аресту на несколько дней, реже месяцев[1486]. Присяжные заседатели руководствовались не столько законом, сколько учитывали комплекс мотивов, побудивших женщину прервать беременность. На практике зарождалась квалификация действий, связанных с практиками абортирования, в то время как закон не предусматривал такой возможности. Фактически происходила легитимизация абортивных практик присяжными заседателями в условиях нелегальности самой практики.
Статистические данные по Витебской губернии, приведенные в исследовании В. Линденберга, подтверждают положение о ничтожном числе разбирательств по вопросу о «плодоизгнании». Из 573 дел по детоубийству и «плодоизганию», рассматриваемых в окружных судах Витебской губернии за 1897–1906 годы, только шесть случаев (1,04%) приходилось на аборты[1487]. Процент осужденных по обвинению в детоубийстве был крайне низок. Наиболее распространенная форма наказания – арест на несколько недель. Ни одно обвинение в «плодоизгнании» за десять лет, по данным Линденберга, не было доведено до суда.
За 1885–1904 годы в Варшавской губернии из одиннадцати дел по обвинению в преступном выкидыше, дошедших до суда, только в трех случаях был вынесен обвинительный приговор[1488]. Зарождалась квалификация действий, связанных с «плодоизгнанием», в то время как закон не предусматривал такой возможности. Существовавшие драконовские законы в отношении совершавших «плодоизгнание» на практике оказывались формальными, что приводило к невозможности со стороны государства эффективно контролировать репродуктивное поведение.
Таким образом, существовавшие меры в отношении совершавших плодоизгнание на практике не несли существенной угрозы. Это происходило, прежде всего, по причине сложной и зачастую невозможной доказуемости умышленно произведенного аборта. Однако сам факт присутствия закона, накладывавшего уголовную ответственность на женщину и врачебный персонал, «заставлял» женщину пользоваться традиционными способами абортирования, в крайне редких случаях обращаясь к врачам.
Важно понимать и другую сторону проблемы. Разрозненные отчеты родильных отделений с 1880‐х годов стали фиксировать устойчивую тенденцию возрастающего числа выкидышей и мертворождений среди горожанок. Данный процесс в России начался на 40–50 лет позже, чем в США, Англии, что было связано с замедленными темпами буржуазного развития, урбанизации, женской эмансипации[1489]. Врачи подчеркивали, что за 65 лет число выкидышей возросло в России в 49 раз[1490].
Врачи различных родильных отделений отмечали резкий рост числа «выкидышей» с начала XX века. Так, в Санкт-Петербургском родильном доме с 1904 по 1909 год количество «выкидышей» возросло на 17%, в акушерской клинике Женского медицинского института с 1903 по 1909 год – на 55%[1491]. Полные отчеты Императорского клинического повивально-гинекологического института позволяют фиксировать последовательную тенденцию роста числа выкидышей. К 1910 году выкидыши составляли пятую часть всех врачебных манипуляций в родильном отделении.
Таблица 3. Число выкидышей к количеству родов в Императорском клиническом повивально-гинекологическом институте
Источник: Якобсон В. Л. Современный выкидыш с общественной и медицинской точки зрения // Труды IV съезда общества российских акушеров и гинекологов (16–19 декабря 1911 г. в С-Петербурге). Вып. I. СПб.: тип. Орбита, 1912. С. 8–10.
Данная тенденция стала трактоваться врачами не как следствие ухудшающегося репродуктивного здоровья женщин, а как последствия криминальных абортов, совершаемых женщинами самостоятельно в домашних условиях. Врачи-акушеры били тревогу: «3/4 от всех современных выкидышей искусственны и незаконны»
