Смертный приговор - [44]

– Каким же образом?

– Да таким же, каким бы отреагировали вы, или любой другой, попавший в подобную ситуацию. На какое-то мгновение, когда жаркая волна ярости затопила меня, я думал лишь о том, что случись мне увидеть, как негодяй режет мою машину, я бы собственными руками, не дрогнув, пристрелил бы этого сукина сына на месте.

– И вы смогли бы?

– Это была естественная яростная реакция, мистер Кэвендер. Мне угрожали. Эта машина, сколь в плачевном состоянии она бы ни была, все же являлась моей собственностью и посягая на нее, этот человек оскорбил меня в очень личном смысле.

– Смогли бы вы его пристрелить, если бы поймали за этим занятием? Ведь вы носили пистолет…

– Да, я носил пистолет, но пристрелить бы его я не смог. Я двадцать два года прослужил в полиции, включая и военную полицию тоже и ни разу за все это время не застрелил ни одного человека из пистолета.

– Ни разу?

– В некоторых я стрелял, некоторых сильно ранил, на ни одного не убил.

– Видимо, вы страшно гордитесь этим. Такой результат!… Я понимаю, что специально хвалю…

– Благодарю. Не могу сказать, что такой результат – дело выбора. Вполне возможно, мне просто везло; я ни разу не попадал в переделку, в которой по долгу службы я должен был бы кого-нибудь убить. К тому же я не считаю, что мы должны порицать тех офицеров, которым пришлось это сделать.

– Давайте-ка вернемся к вашей исполосованной ножом машине…

– У меня с собой был пистолет. Если я не ошибаюсь, в ту ночь он все-таки был у меня с собой. И моей первой реакцией была страшная ярость: увидел бы ублюдка – убил бы. Честное слово, я так себе и поклялся. Но если быть до конца честным, то не убил бы. Арестовал. Однако и этого я не мог сделать. Никакого парня там уже не было – разрезал крышу, и убежал. И вот именно потому, что его там не было, я был волен вообразить себе, что убил бы его за оскорбление собственной персоны. Понимаешь, к чему я клоню?

– Вы хотите сказать, что у всех время от времени случается подобные срывы, и все время от времени фантазируют подобным образом.

– Точно. Это вполне обыденно, нормальная человеческая реакция. Что-то типа предохранительного клапана. Но, к счастью, у большинства из нас все-таки есть кое-какие тормоза, мы в большинстве своем подчиняемся правилам, установленным обществом, и обладаем совестью. И не стреляем в людей за какие-то минимальные проступки. Но время от времени мечтаем о чем-нибудь похожем. Тот парень, например, который на прошлой неделе издевался над вами на автомобильной стоянке, – как бы вам хотелось вернуться и так надавать ему по физиономии, чтобы одна кровавая каша осталась. Но ведь вы так не поступили. И вы бы не получили от подобного поступка ни малейшей радости или удовлетворения. Радость заключается в самих фантазиях, потому что в них вам не приходится считаться со своей совестью или ограничениями.

– Продолжайте, капитан.

– Я лишь одно хочу сказать: линчеватель такой же, как все мы, за исключением одного различия. Где-то у него внутри оборвался проводок. Совесть и ограничения оказались нейтрализованными благодаря этой поломке, и теперь он спокойно может претворять фантазии в жизнь, которые в нашем сознании вполне безобидны, но лишь до той поры, пока остаются всего лишь фантазиями. В ту минуту, когда он начинает претворять их в жизнь, он преступает границу между цивилизованностью и дикостью, между совестью и аморальностью.

– Между, если можно так выразиться, добром и злом.

– Да.

– Должен признаться, капитан, что вы производите очень яркое впечатление. У вас живой ум и говорите вы намного лучше, чем я поначалу ожидал.

– Не все из нас дауны, мистер Кэвендер.

Репортер отреагировал:

– Давайте, капитан, я сейчас выступлю в роли защитника дьявола. Говорилось, причем неоднократно, что для этого города линчеватель – отличная защита. Что его действия и внимание, привлеченное к ним средствами массовой информации, идут лишь на пользу и оказывают определенное воздействие на преступный мир Чикаго. Что он нейтрализовал нескольких подонков, многих отпугнул так, что теперь они не смеют появляться на улицах. С начала деятельности этого человека мы слышали самые разнообразнейшие статистические данные. Что грабежи пошли на убыль и что все осталось по-прежнему. Сегодня вы были со мной удивительно откровенны и мне безумно интересно: смогу ли я вас заставить быть со мной откровенным также и в этом вопросе?

– Ну, что же, я могу с уверенностью сказать, что действительно статистическая кривая поползла вниз. Количество грабежей за последние две недели уменьшилось на двадцать процентов. Частично это обычный сезонный спад – Рождественский настрой и всякое такое. Какая-то часть – следствие появления линчевателя, но вычислить, какая именно, не представляется возможным.

– Это вполне откровенно.

– Пожалуй, это все, что я могу вам сообщить. Спад, конечно, невелик. То есть, линчеватель не отпугнул и половину негодяев Чикаго и не сделал в этом смысле ничего особенного. Его, с позволения сказать, «рекомендации» не совершать противоправных действий повлияли процентов на десять, не больше. Да и то, наверняка, это временный спад.