— Что ты такое замышляешь? — как-то спросила она его.
Но он засмеялся и убежал.
— Как поживает твой младший брат? — спросила она его в следующий раз.
— Прекрасно, — равнодушно ответил Колгрим.
— Ты любишь его?
— Да, а как же иначе? Маттиас такой милый. Смотри, как я качаюсь на этой ветке!
И Сесилия смотрела и восхищалась его ловкостью.
— Вы скоро вернетесь домой, тетя Сесилия? — спросил он незадолго до отъезда.
— Как только дядя Александр поправится.
«Но когда это будет…» — растерянно подумала она.
— Я не могла приехать раньше, потому что он был болен, — добавила она. — Но мне так хотелось увидеть тебя, Колгрим.
Мальчик наблюдал за Александром, когда тот сидел на своем стуле и беседовал с родителями Сесилии. Холодный страх охватил ее, но глаза мальчика были такими доверчивыми.
Ей вдруг захотелось, чтобы он уехал.
И все-таки день отъезда она пережила тяжело. Но слова Александра согрели ее.
— Я знаю, что Сесилия хотела бы съездить домой, — сказал он ее родителям. — И мы устроим это!
— Я бы с удовольствием взяла тебя с собой, — сказала она. — Я хочу показать тебе места моего детства, показать тебе Норвегию. Мою страну.
Александр улыбнулся.
— Когда-нибудь я увижу ее, — пообещал он. — Но пока я еще не совсем освоился с переменами в моей жизни.
Все отнеслись с пониманием к его словам — и ее родители вместе с маленьким, очаровательным, загадочным троллем Колгримом уехали.
Сесилия была единственной, кто чувствовал страх, глядя в его ясные, доверчивые глаза.
В ту осень в Габриэльсхусе произошло нечто необычное.
Александр к тому времени был парализован уже целый год.
В мире тогда тоже было неспокойно. Король Кристиан — вопреки настойчивым предупреждениям со стороны своих офицеров — решил завоевать Силезию во имя протестантского (или своего собственного) дела. И около небольшой деревушки Луттер, что на Баренберге, он встретился с армией Тилли, усиленной более чем пятью тысячами солдат Валленштайна.
Поражение было полным. Армия короля Кристиана была наголову разбита, солдаты спасались бегством. Офицеры тоже. Король остался один, напрасно пытаясь остановить своих перепуганных воинов и откровенно скорбя о павших.
Он возложил всю вину на генерала Фуша, отчасти справедливо, но генерал не мог держать ответ, потому что погиб. Та же участь постигла и обер-лейтенанта Крузе.
К тому же именно генерал Фуш более настойчиво, чем все остальные, отговаривал короля вступать в схватку с Тилли… Хотя король Кристиан IV и был зрелым стратегом, мужества в нем было больше, чем прозорливости.
Луттер на Баренберге означала конец его участию в этой великой, явно бесконечной войне. После этого он совершил ряд менее славных и менее значительных поступков.
В Луттере военный врач Тарье вдруг обнаружил, что находится недалеко от Эрфурта.
Не навестить ли ему маленькую Корнелию?
Но побежденная армия нуждалась в нем. Большинство ушли на север, в Хольстен, но многие еще оставались на поле боя, брошенные всеми, израненные, не находившие себе места от боли. Помочь им в первую очередь было его долгом.
Вот уже несколько дней Александр был молчалив и задумчив.
В конце концов Сесилия не выдержала и спросила за обедом:
— Ради Бога, Александр, скажи, в чем дело? Ты влюбился в Вильгельмсена или…
— Это просто неудачная шутка, Сесилия.
— Допустим, что это так. Но скажи, в чем дело? Я с ума схожу, видя твой отсутствующий взгляд и слыша твои рассеянные ответы. Вчера, например, я спросила тебя, что ты хочешь на завтрак, а ты ответил, что они стоят под столом!
Александр улыбнулся.
— В самом деле? Извини!
— Хорошо, но что же с тобой происходит?
— Если бы я был уверен в этом, я бы уже сказал тебе. Но это так сомнительно…
Сердце Сесилии забилось.
Вздохнув, он потянулся за вилкой. Она остановила его руку.
— Скажи, Александр!
— Нет, это ничего не значит, мой друг.
— Тогда скажи о том, что ничего не значит!
— Я знаю тебя. Никто не может быть более упрямым, чем ты, когда тебе что-то взбредет в голову, — усмехнулся он. — Я ничего не говорил тебе потому, что не хотел тебя напрасно обнадеживать.
— О, Александр, — прошептала она.
— Нет, Сесилия, нет! Ничего не произошло! Только когда ты прижимаешь ладонь к моей ступне…
— И что тогда? — воскликнула она.
— Нет, успокойся, я ничего не чувствую, абсолютно ничего. Просто мне кажется, что я что-то осознаю, когда пытаюсь сделать это движение.
Она смотрела на него, разинув рот.
— Закрой рот, Сесилия, — засмеялся он. — У тебя такой глупый вид! Это просто волевое усилие. Понимаешь? Результат же, как и прежде, нулевой.
— Так обстоит дело с обеими ногами? — торопливо, комкая слова, произнесла она. — Я хочу сказать, ощущение такое же?
— Только в правой.
— Да, но… Тебе не кажется, что это кое-что значит? Если это будет и со второй ногой, тогда это можно считать результатом волевых усилий. Но пока только одна нога! Это кое-что!
— Да, — сухо ответил он. — Это означает лишь то, что мы все время концентрировали усилия на правой ноге. Потому что именно там я чувствовал пульсацию.
— И ты продолжаешь ее чувствовать? Александр выпил вина.
— Да, — коротко ответил он.
У Сесилии перехватило дыхание.
— И ты не говорил мне об этом!
