Однажды она пригласила в гости знакомых, чтобы немного развлечь его. Казалось, это посещение вдохнуло в него жизнь, но потом он впал в меланхолию. Их мир больше не принадлежал ему.
Сесилию настойчиво просили вернуться к королевским детям, которым так не хватало ее дружелюбного спокойствия. Но она неизменно отвечала отказом. Теперь ее место было возле Александра.
Но иногда она оставляла его одного, нанося визиты. «Пусть он почувствует, что ему меня не хватает, — думала она. — Пусть знает, что надо дорожить друзьями…»
Так это и было на самом деле. Видя ее, он всякий раз сиял от радостьи и болтал с нею обо всем: о доме, о своих мыслях. Каждый день он охотно совершал небольшие прогулки, загорал на солнце. Он был по-прежнему слегка тщеславным.
И это был хороший признак.
В конце лета 1626 года им нанесли визит.
Лив и Даг наконец-то осуществили свою мечту поехать в Данию и навестить свою несчастную дочь. Они считали, что несчастья просто преследуют ее: сначала она потеряла ребенка, потом муж вернулся с войны калекой. Они не подозревали, что в глубине души Сесилия счастлива. Она была желанна, нужна, и в определенные моменты у нее были все основания считать, что она незаменима, а это приятно каждому.
Только тихие, одинокие ночи ведали о ее великих проблемах… О ее неразрешимых проблемах.
Ее родители взяли с собой Колгрима, который очень тосковал по ней.
О, как было чудесно снова увидеть их! Сесилия болтала без умолку, ей надо было высказаться, она ходила туда-сюда, забывая, зачем шла… Александр наблюдал за ней со своего стула с веселой улыбкой.
Мама Лив была верна себе: тепло и понимание. И, как это было принято среди Людей Льда, она опекала своих детей дольше, чем это делают обычные люди. Однако барон Даг Мейден был старчески задумчив. Его тонкие волосы поседели, пышная шевелюра, так радовавшая Сесилию, поредела.
«Отец стареет, — со щемящим сердцем думала она. — Я не хочу, чтобы мой милый, благородный отец, который так рассеянно выслушивал наши с Тарье детские жалобы и потом предоставлял все решать матери, не хочу, чтобы он старел…»
Сорок пять лет прошло с той ночи, когда молодая девушка Силье нашла двоих детей: двухлетнюю девочку и новорожденного мальчика, которых она окрестила Суль и Даг. В ту ночь, когда Тенгель приютил их у себя, Силье спасла от виселицы Хемминга Убийцу Фогда, этот карающий меч рода Людей Льда Хемминг… несчастье Суль, отец Суннивы и дед Колгрима…
Теперь все они мертвы, за исключением Дага и Колгрима.
Лив… плод любви Тегнеля и Силье.
Теперь они были у Сесилии: Даг, Лив и Колгрим.
Сесилия чувствовала незримое присутствие и другого ребенка Тенгеля и Силье — Аре, ставшего после смерти Тенгеля главой рода Людей Льда. Из трех сыновей Аре только с Тарье, со старшим, она ощущала глубокое родство — Тронд и Бранд имели с ней мало общего.
И вот Тронда не стало — этого меченого проклятием рода Людей Льда.
Ее сжигала скорбь. Но, возможно, для него лучше, что все произошло так быстро?
Домом Тенгеля и Силье была Липовая аллея, где жил теперь Аре со своей Метой. Но центром всеобщего притяжения оставался Гростенсхольм, который Даг унаследовал от своей матери, Шарлотты Мейден. Впрочем, так считала Сесилия. Тарье, к примеру, считал центром вселенной Линде-аллее — Липовую аллею, потому что там был его дом.
Даг и Александр прекрасно подходили друг другу. Для мужа Сесилии было так кстати поговорить с умудренным опытом, начитанным человеком.
Сама же она не могла наговориться с матерью, устав от слишком долгого общения с мужчинами. Лив была удивлена, увидев свою дочь такой счастливой. Она тепло отзывалась об Александре, которого находила очень симпатичным. Но какая трагедия с этим ранением! Сесилия, конечно, ничего не сказала о его специфических качествах. Этим она как бы показала свою лояльность к мужу.
Но больше всего времени у нее отнимал Колгрим.
То, что написала Лив, оказалось правдой: мальчишка стал кротким, как божья овечка — в истинности этого преображения Сесилия очень сомневалась — и выглядел необычайно привлекательным со своей неповторимой внешностью. «Да поможет Бог тем девушкам, которые встретятся на его пути, когда он повзрослеет», — часто думала она. Когда он родился, в его лице было что-то карикатурное, и это напугало всех; теперь же его черты стали привлекательными и отличались какой-то гипнотической силой.
Его глаза были удлиненной формы, похожие на желтоватые кошачьи «щелки», зубы заостренные. Треугольное лицо, с широкими скулами и узким подбородком. Падающие на плечи волосы Колгрима были черными и клочковатыми, движения крадущимися, расчетливыми, зловещими, как казалось Сесилии. Колгрим обожал ее. Ходил за ней по пятам с утра до вечера. Он больше не говорил о том, что им нужно побывать на празднике Троллей, возможно, поняв, что все это выдумка. Но он мог слушать часами, как она рассказывает всякие истории. Между ними было полное взаимопонимание. Колгрим чувствовал, что только Сесилия понимает его. Только она чувствовала его горячую тоску по ночи и тьме, по стране теней, где движутся странные фигуры, где зло — это добро, а добро — всего лишь недомыслие.
