Сесилия приготовила воду для обтирания.
Она осторожно приподняла его короткую ночную рубашку, он снял ее через голову.
«Была не была…» — подумала она, на секунду закрыла глаза и стащила с него одеяло.
Он был совершенно цел! Абсолютно цел! На какой-то миг ей даже захотелось, чтобы у него что-то было не в порядке — возможно, так все было бы намного легче.
Как и у Урсулы, его кожа была смугловатой — фамильная черта. Грудь покрывали темные волосы, тело было худощавым, но мускулистым, хотя ноги уже похудели.
«Скоро они совсем захиреют, — озабоченно подумала Сесилия. — Ах, Александр, дорогой, дорогой Александр!»
Сесилия старалась не смотреть на него, обтирая его тело влажным куском материи. Он лежал, отвернувшись, тоже стараясь не смотреть на нее.
«Он мой муж, — думала она. — Я знаю его более пяти лет, мы женаты целый год. И все-таки я впервые вижу его тело, так мы стеснялись друг друга. Почему?»
Что же это был все-таки за брак?
Да, об этом стоило задуматься. И она была рада тому, что никто не мог бы ответить на этот вопрос.
А что думал по этому поводу Вильгельмсен? Несмотря ни на что, он оставался лояльным.
— Все, — сказала она Александру. — Теперь повернись!
Она сама помогла ему перевернуться, протерла его спину, стараясь не налить воды на постель.
— Шрам выглядит не очень хорошо, — сказала она.
— Да. Тарье вскрывал рану дважды, чтобы вытащить пулю. Но ему это не удалось.
— Она вошла глубоко?
— Не думаю. Он говорит, что прямо в позвоночник.
— Тебе больно?
— Совершенно не больно.
Она снова перевернула его, одела рубашку. — Ну, вот, все прекрасно, — сказала она с натянутой улыбкой. — Тебе нужно что-нибудь еще?
— Нет, все в порядке, спасибо, Сесилия, у тебя умелые руки.
— Хорошо снова быть дома, а?
— Я словно на небе! Чувствую себя с вами в полной безопасности. С тобой и с Вильгельмсеном.
— Твои слова радуют меня. Спокойной ночи, Александр! Габриэльсхус давно ждал тебя!
— Спасибо! Спокойной ночи, мой друг! Потушив свет, она вышла, унося миску с водой.
— Милостивый Боже, — прошептала Сесилия, закрывая за собой дверь. — Дай мне силы решиться на это! Ты знаешь, о чем я прошу! Решиться… Не ухаживать за ним, нет, ведь это для меня радость… Решиться…
На четвертую ночь она увидела, что в щель двери, ведущей в его комнату, пробивается свет.
Некоторое время она лежала, глядя на полоску света, потом встала и постучала в дверь.
— Входи, — послышался его низкий голос, коротко и не слишком любезно.
Она вошла, закрыв за собой крайне редко используемую дверь.
Александр лежал, как всегда, на спине, закрыв голову и лицо руками. Возле его постели горела свеча.
— Ты не можешь заснуть? — тихо спросила она, хотя их никто здесь не мог слышать.
— Нет. Не было необходимости вставать.
— Я тоже не спала.
Она села на стул.
Он невольно убрал с лица руки. В мерцании свечи его лицо казалось изможденным и усталым.
— Теперь зима, в доме прохладно, ты замерзнешь так, — сказал он.
Сесилия восприняла это как вызов.
— Можно мне немного погреться? Александр рассмеялся.
— Вряд ли это тебе повредит.
Она просунула ноги к нему под одеяло, коснувшись его ног.
«Какие они безжизненные и слабые», — подумала она. Она тоже легла на спину рядом с ним.
— Твоя кровать удобная и теплая.
— В самом деле? — улыбнулся он. — Мы никогда с тобой не лежали так.
— Никогда.
«И это не моя вина», — подумала она. Александр взял ее под одеялом за руку.
— Я так переживал за тебя. Я имею в виду ребенка. Ты тоже была опечалена?
Сесилия сжала его руку, чтобы он не убирал ее.
— И да, и нет. У меня уже начала появляться нежность к этому маленькому существу. Этот ребенок нуждался в моей заботе. И к тому же я дала бы тебе наследника, если бы это был мальчик.
«А это так и было», — подумал Александр.
— Я совершенно забыла о его подлинном отце, к которому относилась только как к знакомому. Но все-таки… Я не знаю, Александр. То, что ребенок не был твоим, могло бы вызвать массу проблем…
— Что ты имеешь в виду?
— Себя. Иногда у меня появлялись опасения, что ты будешь смотреть на этого ребенка как на подкидыша.
— Ничего подобного у меня и в мыслях не было.
— Но у меня всегда было такое чувство.
— Значит, ты считаешь, что то, что произошло, к лучшему?
— Нет. Это трагедия. Для меня. Другие думают просто, что я успокоилась. Или же…
— Или что?
— Ты помнишь, я говорила тебе о ведьме Суль? У нее была дочь Суннива. Суль не любила этого ребенка. Она чувствовала к нему лишь нежность, потому что она ненавидела отца этого ребенка.
— Разве ты ненавидишь священника?
— Нет. Мне просто жаль его. А жалеть, это почти так же плохо, как и испытывать ненависть.
Некоторое время они лежали молча.
— Почему ты не можешь заснуть?
— О, это легко понять.
— Да, глупый вопрос. Александр, твоя сестра рассказала мне о твоем детстве.
Он отвернулся.
— И что же она тебе наговорила?
— Значит, ты все-таки помнишь?
— Разумеется, помню.
Сесилия обиделась.
— А мне ты говорил, что…
— Дорогая Сесилия, я тебе не лгал. Это получилось непреднамеренно. Ты подумала, что я все забыл, да?
— Да, я так подумала.
— Но это не так. Я все помню, все то ужасное, что было — но все это должно быть забыто. Ничего такого со мной не было. Понимаешь?
