Смертный грех - [21]

Она долго молчала, пытаясь скрыть прерывистое от невыносимой боли дыханье. В конце концов она тяжело вздохнула и встала.

— А вообще-то ты красив, — критически взглянув на него, сказала она. — Каким-то чертовским образом!

— Благодарю, — едко ответил он.

— А я? Тебе не кажется, что я красивая?

Он с трудом открыл глаза. Перед ним была маленькая авантюристка-принцесса, толстуха с мелко вьющимися, темными, спутанными волосами, падающими ей на спину, с большими темными глазами и маленьким, пухлым ртом. Грязные полосы, тянущиеся от глаз к ушам, говорили о том, что она размазывала рукой слезы. Но они текли, не переставая.

— Ты достаточно хороша, — сказал Тарье. — Как хорошо пропеченная булочка.

— Ты просто глуп!

— Не так глуп, как ты.

— Я расскажу об этом мужу тети Юлианы, он комендант Эрфурта, он велит высечь тебя кнутом.

— Вот как? Он всегда так поступает с теми, кто помогает ему? Ну, ладно, давай я покрепче завяжу повязку. Кстати, ты хорошо себя вела.

Похвала явно обрадовала ее.

— Пошли, — сказала она, протягивая ему руку, чтобы он поднялся. — О, да ты совсем не стоишь на ногах! Давай я понесу твои вещи!

— Нет уж, я сам понесу, — сказал Тарье, крепче прижимая к себе котомку и вставая, опираясь на ствол дерева: он видел, что слишком слаб, чтобы куда-то идти. — Это далеко?

— Не очень, за тем холмом!

Трудный путь начался. Девочке пришлось поддерживать его: она откровенно изображала из себя сердобольную самаритянку. Это было новое развлечение для всеми забытого, предоставленного самому себе ребенка.

Может быть, ее и не стоило судить строго? Она была детищем своего времени и своей среды. Пропасть между знатью и народом была бездонной. Одни только Мейдены были либералами по этой части. Для маленькой же Корнелии естественно было считать, что все ей чем-то обязаны. Тарье своей непочтительностью растормошил ее. Этим-то он как раз и нравился ей, вернее, ей хотелось произвести на него впечатление, но она не могла этого добиться с помощью хвастовства или надменности.

— Должен сказать тебе, Корнелия, — уже более спокойно произнес он, — что не все взрослые переносят наложение швов так же терпеливо, как ты.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить равнодушный вид. Она чувствовала такую гордость! И помимо желания она прониклась глубокой симпатией к тому, кто ее так похвалил.

Когда же они взобрались на холм, Тарье просто разинул от удивления рот: внизу лежала деревня, а поблизости, на склоне, возвышался замок. Высокий, совершенно новый, красивый. Вдали на равнине виднелся большой город. Он спросил девочку, что это за город.

— Разве ты не знаешь? Это же Эрфурт!

Второй университетский город! Теперь он, по крайней мере, знал, в каком месте Германии находится. В Саксонии, пограничной области между католиками и протестантами. Не удивительно, что вокруг так неспокойно.

— Ты католичка или протестантка? — спросил он девочку.

— По-твоему, я похожа на католичку? — возмутилась она. — Похожа на этих папистов?

Ну, слава Богу! Хотя сам Тарье и не был особенно религиозным, его все-таки больше тянуло к протестантам. Вряд ли его пощадили бы, попади он в лагерь католиков.

Здесь ничто не напоминало о войне. Стоило пересечь гряду холмов, и он снова оказался в обжитой местности.

Тарье с трудом одолел остаток пути, и когда они подошли к высоким воротам замка, он долго не мог отдышаться.

— Пошли, — бессердечно теребила его девочка. — Нам нужно дальше.

Они опять пошли, и он опирался на ее маленькую, но весьма округлую руку. И тут из ворот вышла толпа людей.

— Корнелия, дитя мое, где ты была? — спросила молодая дама.

— Я гуляла и собирала весенние цветы, тетя Юлиана, — ответила девочка с оттенком самодовольства, какое и подобает доброму самаритянину. — Но я упала и сломала ногу, а этот бедняга вылечил ее. Он зашил мою ногу! И я спасла его, потому что он благородный человек и разбирается в медицине, и к тому же он не ел целую неделю, и он не наемник. Только немного глуповат.

Все окружили ее, стали обнимать и целовать, а Тарье в это время стоял, прислонившись спиной к дереву. Он медленно сползал вниз, в ушах у него звенел пронзительный голос Корнелии, старающейся перекричать всех и рассказать, какую необычайную храбрость она придет в себя.

Больше он ничего не помнил и очнулся в одной из комнат замка. Возле дивана, на котором он лежал, стоял накрытый стол, за которым сидела Корнелия и нетерпеливо ждала, когда он проснется.

— Ну, наконец-то! Ты ужасно много спишь! Им пришлось тащить тебя, и ты выглядел так глупо, когда твоя голова болталась на плече у слуги. Ешь!

Чистая и вымытая, она была очень хорошенькой.

Тарье ел и пил так осторожно, как только мог, а это были лакомые блюда и вино. Когда было съедено почти все, явилась молодая чета, тетя и дядя Корнелии. Они представились как граф и графиня Левенштейн-Шарффенек.

Он от души поблагодарил их.

— Это мы должны Вас благодарить, — сказал полковник граф Георг Людвиг Эберхардссон Левенштейн-Шарффенек, советник при шведском и венецианском посольствах, комендант Эрфурта. — Корнелия очень своенравная и самостоятельная молодая дама, подчас принимающая неожиданные решения. Но теперь Вы должны рассказать все как было. Обработка раны свидетельствует о Ваших необычайных познаниях в медицине. Кто Вы? Она говорит, что Вы дворянин. Но Ваш акцент нам не знаком.