Смертеплаватели - [111]

Однако, научившись разбирать буквы, Аиса прочла не только «Робинзона». Однажды, в отсутствие Алексея, включила его настольный биопьютер. Друг давно говорил ей, что в этом блестящем ящике хранятся слова, — много слов, будто орехов или бус, насыпано туда… надо только подумать о них, и они появятся, выплывут рядами уже полузнакомых значков!

Подумала. Когда засветились в видеокубе буквы, приказала им вырасти побольше и стать поярче, чтобы легко было читать. Друг объяснял ей также, что значит — ключевое слово. Задала кубу ключевое слово: Виола… И тут же закусила губу, сдерживая желание разбить биопьютер об стену.

…На остров посреди большого синего моря летали они вдвоём, Виола и Алексей; там пили вино, купались, говорили о непонятном; и в записях, пронизанных восторгом, он — мужчина Аисы! — через слово восхищался Виолой, её красотой, женской и духовной силой; глазами её, коленями, грудью!..

Тогда-то Аиса, вылетев из дома, вскочила на коня и помчалась берегом. Не отдавая себе отчёта, кричала мысленно на всю Сферу, звала соперницу. Быть может, себе на гибель, куда более вероятную, чем в драке с двойником-дайвом… на смерть, после которой не воскресят… но звала!

И — мирная, вся лучась добродушием, теперь стояла перед Аисой Виола. Говорила с тихой, подкупающей откровенностью:

— Ты неправа, я не лгу, — никогда не лгу… Если чего-то не договариваю, то для твоего же блага! Ладно, скажу всё. Наверное, я и вправду для Алёши… не совсем сестра. Он любит тебя, но… человеческие чувства сложнее, чем было принято считать… скажем, в ваше время! Любит и тебя, и меня, — и притом по-разному! Возможно, мы как-то дополняем друг друга. В нашем мире к этому относятся…

— Я не из вашего мира! — перебила Аиса, рассекая воздух ребром ладони. — Я не понимаю! Мой — значит, только мой… Поколдуй! Оттолкни его от себя! Пусть тебя забудет! Тебе это просто. Зачем тебе его любовь? Он маленький глупый щенок, ты большая волчица… Наколдуй, чтобы только на меня смотрел!..

Печально-мечтательно усмехнулась лётчица.

— Волчица? Забавно… На языке моих предков по отцу волк — мгели, а мое родовое имя Мгеладзе… — Уже не опасаясь вызвать ярость, Виола взяла Аису за плечи, стиснула, заглянула в самые зрачки: — Нельзя колдовать, насиловать чужую душу, пойми! Человек, когда он вполне человек, должен быть свободен в чувствах и в выборе. И потом — честно говоря — знаешь, ведь я тоже не хочу его терять!..

Аиса задохнулась, не зная, что ответить; язык у неё отнялся от горя и гнева.

— Ни его, ни тебя не хочу терять, — сказала Виола с какой-то особой звучностью, напомнив сарматке Великую Матерь. — И я вас не потеряю, поверь. Обоих. И вы меня тоже не потеряете…

Отпустив подавленную Аису, добавила:

— Кстати… Если снова появится двойник… или вообще что-то непонятное… сама на него не бросайся, зови меня. Договорились?

Стало быть, знает… всё знает. Ну, как с такой поспоришь? Аиса послушно кивнула, не поднимая глаз. Ветер, словно обрадовавшись, сорвал с ветвей и закружил вокруг женщин последние багряные листы.

ХІ V. Виола и Алексей. Центральная Индия

Разве не восхитительно думать, что эволюция продолжает жить и что

дело её совершается, и что если предком своим мы имеем человекообразную

обезьяну, то потомками нашими в конце концов окажутся архангелы?

Артур Конан-Дойл

Алексей. Дивная страна: я в ней не был, но, конечно, знаю немало. Наверное, самая экзотичная на Земле. По крайней мере, была такой где-то до конца двадцать первого века. А мы где?

Виола. Годы 1980-е. Конец.

Алексей. С тем же успехом это могла бы быть эпоха Киплинга. Или царя Ашоки[84].

Виола. Ну, нет. Вон, смотри, мотороллер. По-местному, скутер. И музыка из окон…

Алексей. А может, на мотороллерах приезжают туристы. И продают здесь магнитофоны. Вернее, меняют на алмазы. Кстати, выгодный был бы обмен — для обеих сторон…

Они идут через маленькую площадь в городке — просто кусок сухой утоптанной земли, почти весь в тени огромного тикового дерева. Сидя на подстеленном тряпье, трое-четверо мужичков передают друг другу самокрутку, явно не с табаком. За площадью — магазинчик сувениров с намалёванной от руки вывеской, дальше малый храм: вырезная арка ворот с лепными красными свастиками и тремя башенками, во дворе глиняный теремок (образ Шивы над дверью) и дремлющий рядом в шезлонге седой усач-жрец. Вдоль плохо вымощенной улицы, меж двух рядов белёных стен домов едет, виляя, велосипедист; пара женщин в сари несёт на головах корзины, голые дети возятся в куче песка рядом с отдыхающей горбатой коровой. Обрамлённые роскошными ресницами тёмные глаза коровы кротки, словно у святой. Магнитофоны в окнах вразнобой играют индийскую музыку. Жарко, беспечно и уютно; пахнет навозом, стряпнёй и сжигаемыми душистыми палочками — агарбати.

Алексей. Знаешь, о чём я вдруг стал думать — именно здесь?

Виола. Не имею привычки лазить в чужие мысли. Ну, так о чём же?

Алексей. О «Бхагавадгите»[85]. О том, что она имеет прямое отношение к Общему Делу.

Виола. Ну, брат, многое имеет отношение к Общему Делу. Но я, кажется, тебя понимаю.

Алексей. Чтобы ты, да не понимала! Ну да. У могучего воина Арджуны за возничего на колеснице — сам бог Кришна. Арджуна видит во враждебной армии кучу своих родственников и начинает тушеваться. Как, мол, я подниму руку на моего деда или тестя? А Кришна ему: руби, не тушуйся! Круши друзей и родственников, — всё позволено! Ведь тела — это только оболочки. Они рождаются, умирают… Вечен один лишь дух, а его не убьёшь. Так что делов-то — приблизить чью-то смерть!