Смертельный вкус Парижа - [34]

Елена положила пальчики ему на рукав:

– Но это все позади! Зато вы в Париже!

Дерюжин нерадостно пошевелил бровями.

– Дмитрий Петрович, я понимаю, ваша жизнь здесь совсем не та, какой вы достойны. Но Париж дарит ощущение, что мы в центре всего происходящего. Весь остальной мир теряет всякое значение.

Я этого не чувствовал. Смысл моей жизни был внутри меня и совсем рядом – в моей маленькой семье, работе, в друзьях и пациентах. Дмитрий тоже позволил себе усомниться:

– Вы это чувствуете, Елена Васильевна, потому что не росли в России, вам не пришлось убегать оттуда. И вы молодая, талантливая, красивая женщина. Для вас центр мира там, где вас ценят и вами восхищаются. А казаки и бывшие офицеры стоят у конвейерных лент автомобильных заводов и ютятся в нищих Сен-Дени, Бийанкуре или Гренеле в одной комнатушке с тремя напарниками и общей уборной в конце коридора. Нет ничего на свете безотраднее рабочих предместий Парижа.

Дерюжин и жил в Бийанкуре, прозванном из-за наплыва русских Бийанкурском.

Елена с энтузиазмом новообращенного продолжала спорить со старым эмигрантом:

– Да, трудно, тяжело, я понимаю, Дмитрий Петрович, голубчик! Но тут ведь главное – не киснуть, не отчаиваться, не опускаться. У вас дни свободны, надо участвовать в культурной жизни русского Парижа! Здесь столько всего происходит, я после Тегерана словно на Парнас попала! Вы к Мережковским вхожи? Мне бы так хотелось послушать Бунина, Алданова, Ходасевича! Давайте вместе в Союз молодых поэтов как-нибудь сходим? Саша, ты же не против? – И, не дожидаясь моего ответа, она снова подсолнухом оборотилась к Дерюжину: – Саша все время работает, а я с ума схожу – сидеть тут одной, когда повсюду выставки, концерты, балеты!

Уж я-то знал, что всем выставкам, концертам и балетам мой друг предпочитал цыганок Монпарнаса и гораздо охотнее, нежели Бунина и Алданова, полковник штудировал воинский устав и руководство по уходу за автомобилем. Прижимая к груди руку с ногтями, окруженными темной несмываемой каймой, он честно признался:

– Елена Васильевна, где я, а где Мережковские? Я бесконечно далек от всех этих «Зеленых ламп» и этих, знаете ли, высоколобых диспутов о культуре смерти в российской революционной литературе. Я, к сожалению, на своей шкуре все узнал о смерти в русской революции. И избегаю мест, где можно наткнуться на Керенского. Этот человек погубил Россию. Нет, милая Елена Васильевна, у бывших врангелевцев свой Париж и своя жизнь в Париже.

Елена расстроилась:

– Дмитрий Петрович, как же так? Вы же полковник, дворянин!

Дмитрий махнул рукой:

– Полковник давно не существующей армии и дворянин без двора.

Тут я не удержался:

– Да не слушай ты его! Потомок древнейшего боярского рода Дерюжиных, а благодаря одной из прабабок вообще Рюрикович. Лекции Бердяева и Лосского, может, не конспектирует, зато в Русском общевоинском союзе – правая рука генерала Кутепова. И кавалер Галлиполийского креста вдобавок.

Елена с восторгом уставилась на усатого, слегка обрюзгшего боярина:

– Да я и без этого знала, что вы из лучших сынов России!

Дерюжин осторожно поставил чашку.

– Елена Васильевна, России больше нет, не существует. А Франции не нужны бесконечные нищие адъютанты его величества и проигравшие войну солдаты. Ей гораздо нужнее красивые женщины, умелые врачи, талантливые художники, музыканты, танцоры, дизайнеры. И рабочие на сталелитейных заводах. Лучшие сыны и дочери России спасаются как могут. Князь Львов, тоже Рюрикович, глава Временного правительства, обувь починяет. Княгиня Репнина, урожденная Мусина-Пушкина, с сестрой ресторан открыла. Одна графиня, уж позвольте не называть несчастную, в дансинге взимает плату за вход в туалет. Из офицеров очень мало кто преуспел. Вот Попов разве. Бывший офицер, казак лейб-гвардии Сводно-Казачьего полка и кавалер чуть не всех российских орденов. Один из немногих офицеров, сумевших устроиться в гражданской жизни – у него картинная галерея на Фобур-Сент-Оноре.

– А Шаляпин? – разгорячилась Елена. – Он завтра концерт в пользу детей эмигрантов дает. А Стравинский, балетмейстеры, танцоры, писатели, поэты, художники? Газеты, журналы выходят. Русские женщины весь парижский мир изменили. – Она протянула гостю вазочку с засахаренными каштанами. – Воронцова-Дашкова «Имеди» основала, Юсуповы – «Ирфе», бывшая фрейлина Александры Федоровны – «Миеб». Мария Ивановна, свекровь великой княгини Марии Павловны, «Шапку» открыла. Они с самой Шанель и Жаном Пату соперничают!

– Наши женщины посильнее генералов оказались, – согласился Дерюжин. – Семью кормят и других спасают. У графини Орловой-Давыдовой многие наши мастерицы работу нашли.

Я выдал друга:

– Дмитрий и сам в Союзе русских шоферов на добровольных началах учит молодых солдат таксомотор водить.

Он отмахнулся:

– Многие пытаются помочь соотечественникам. Вон Саша, – он кивнул на меня, – прием в нашем медицинском диспансере ведет, это для многих чистое спасение.

Мне тоже досталась мимолетная улыбка жены.

– А если вам скучно, Елена Васильевна, вы можете помогать в Обществе помощи детям русских беженцев, оно тут неподалеку от вас.

– Я с удовольствием, Дмитрий Петрович. Вот увидите, когда вся эта большевистская горячка выдохнется, о вас всех вспомнят, призовут обратно, гордиться вами будут!