Смертельный треугольник - [23]

За окном вдруг громыхнуло так, что все невольно туда посмотрели. В этот момент Сергеев сказал, видно продолжая какой-то спор:

— Не так уж Бог и всемогущ: например, даже он не в состоянии побить козырного туза простой двойкой.

Ему ответил молодой человек с серьгой в ухе:

— Допустимо, однако, считать, что Бог не ограничен ни в чем…

— Черта с два! — возразил Сергеев. — Попробуй раскрыть понятие всесовершенного существа.

— Пожалуйста. Первый признак, конечно, всезнание. Второй — всемогущество. Пока — достаточно?

— Хватит. Является ли в самом деле всезнание признаком совершеннейшего существа?

Все слушали их диалог с таким выражением, будто присутствуют при рождении какого-то шедевра философской мысли.

Богема, твою мать, подумал Гордеев со смешанным чувством. В общем-то, тоже люди, конечно, как ни странно.

— По-моему, нет, — сказал парень с серьгой. — Всезнание — это несчастье, настоящее несчастье, и к тому же такое обидное и позорное. Вперед все предвидеть, все всегда понимать — что может быть скучнее? Для того, кто все знает, нет иного выхода, как пустить себе пулю в лоб. Есть ведь и на земле всезнающие люди. Они, конечно, не знают всего, и даже, в сущности, ничего, или почти ничего, не знают и только притворяются всезнающими, и то от них веет такой злой и удручающей скукой, что их можно выносить только в малых дозах и с большим трудом. Нет уж! Всесовершенное существо никак не должно быть всезнающим! Много знать — это хорошо, прекрасно, но все знать — ужасно. То же и с всемогуществом. Кто все может, тому ничего не нужно. И это мы можем запросто проследить: миллиардеры пропадают, буквально сходят с ума с тоски — их богатства им только в тягость, скажете — нет?

— Н-не знаю, — покачал головой Сергеев. — А третий признак всесовершенного существа: оно находится в вечном покое. Господи! Ведь такого удела не пожелаешь и злейшему врагу. Я мог бы перечислить все обычные признаки всесовершенного существа — и они оказались бы не лучше уже разобранных нами. У нас ценится знание, могущество, покой — если все это возвести в превосходную степень, которая тоже у нас ценится, то получится совершенство. Но ведь это чистое ребячество. Хорошо, если у человека большие глаза, но глаза величиной с маленькое блюдце или даже с серебряный рубль обезобразили бы даже самое красивое лицо. И, главное, люди, приписывая те или иные качества совершенному существу, руководствуются не интересами этого существа, а своими собственными. Им, конечно, нужно, чтобы высшее существо было всезнающим, тогда ему можно без опасения вверить свою судьбу. И хорошо, чтоб оно было всемогущим: из всякой беды выручит. И чтоб было спокойное, бесстрастное и так далее. Но каково-то придется этому существу, если оно окажется таким, каким оно вышло из человеческих рук? Об этом никто не думает! И не думайте! Настолько оно, я надеюсь, могущественно, чтобы быть таким, каким оно хочет, а не таким, каким бы его сделала человеческая мудрость, если бы ее слова превращались в дела… А что скажет господин юрист? — неожиданно сказал Сергеев и передал Гордееву кружку, наполовину заполненную водкой.

От водки Гордеев отказался со смешанным чувством — он был за рулем, но не мог понять, его радует такое объяснение или печалит. Но потер лоб и все-таки сказал:

— Понятия не имею… Ларошфуко, которого все знают, но плохо читали, если вообще читали, однажды высказал такую мысль: серьезность — это уловка тела, призванная скрыть изъяны духа.

Краем глаза он уловил, что Маевская посмотрела на него с нескрываемым восхищением. У Гордеева шевельнулась по ее поводу какая-то смутная ассоциация, но он не смог удержать ее в голове.

Снаружи за окном еще раз прогрохотал гром, и через мгновение перегретая атмосфера породила первые крупные капли дождя, забарабанившие по крыше. Ну хоть так, подумал Гордеев, это все ж таки больше на весну смахивает.

Сергеев, поднимая стакан, сказал:

— Каждому из нас отпущен в жизни только один шанс, мы знаем это, но все равно торопимся или медлим, в конце концов получаем тот шанс, который был уготован другому, отсюда весь бедлам на нашей планете.

Гордеев подумал, что Сергеев обладает удивительным даром не слышать то, что ему не хочется слышать. К сожалению, он, Гордеев, в силу юридической своей профессии, этого начисто лишен. Он вздохнул. Яна, вдруг уловив этот момент, положила ему голову на плечо и прошептала:

— Хочешь удерем отсюда?

Он с благодарностью кивнул и шепнул в ответ:

— Только давай останемся на «вы», ты — клиентка. И это важно для меня.

Он вышел первым, как бы в туалет. Через несколько минут они сидели в его машине — новеньком «опеле-корса».

— Классная тачка, — оценила Яна.

— А ты на чем ездишь?

— На «жуке». На «фольксвагене». Вон он стоит, красненький. — Она показала пальчиком.

— Тоже недурно.

— А то. Мне положено быть стильной штучкой. — Она засмеялась, словно зазвонила в серебряный колокольчик.

Крупные капли стучали по крыше машины.

— Обожаю дождь, — сказала она.

— Аналогично.

— Я рада, что мы похожи. И что мы теперь станем делать?

— Можем поехать ко мне на чашечку кофе, — пошутил Гордеев.