Смертельный холод - [47]

Так почему ее называли Матушкой? Клара вроде бы решила, что он должен найти ответ на этот вопрос, даже не встречаясь с ней. Беатрис Мейер? Матушка Беа? Он отрицательно покачал головой, но подумал, что в конечном счете разгадает эту загадку. Ему нравились такие маленькие тайны.

Он снова включил воображение, мысленно присоединился к этим людям, пришедшим сюда на завтрак на второй день Рождества. Здесь было тепло и весело, висели самые дешевые украшения, какие себе можно представить. Чтобы это представить, и воображения-то включать не требовалось. Они все еще оставались на своих местах: звездочки и снежинки из пластмассы и гофрированной бумаги, искусственная елочка, у которой отсутствовала по меньшей мере половина пластмассово-проволочных веток, бумажные колокольчики и раскрашенные в зеленое и синее снеговики, изготовленные восторженными, усталыми и не очень одаренными детьми в группе продленного дня. В углу стояло пианино, из клавиш которого кто-то наверняка вымучивал рождественские песенки. Здесь стоял запах блинов и кленового сиропа, полученного из деревьев близ города, запах яиц и консервированного черного канадского бекона.

А Си-Си и ее семья? Где сидели они? Кто-нибудь был рядом с ней во время ее последнего в жизни завтрака? Кто-нибудь из них знал, что это ее последний завтрак?

Один из них знал. Кто-то сидел в этой самой комнате, ел, пил, смеялся и напевал рождественские песенки. И планировал убийство.

Выйдя на улицу, Гамаш помедлил – нужно было сориентироваться, потом посмотрел на часы и направился к озеру Лак-Брюм. Ему всегда нравился этот городок, Уильямсбург. Он отличался от Сен-Реми, в большей степени французского, тогда как Уильямсбург традиционно был более английским, хотя это и менялось по мере взаимопроникновения двух языков и культур. Гамаш поглядывал на приятные для глаза дома и магазины, все покрытые чистым белым снегом. Здесь стояла тишина – мир и покой опускались на эту землю с приходом зимы, словно земля отправлялась на покой. На пухлой снежной подушке машины почти не производили шума. Люди бесшумно шли по тротуарам. Все было приглушенным и безмолвным. Все было очень, очень мирным.

Дорога от Легиона до озера заняла у Гамаша четыре с половиной минуты. Он шел не спеша, но ноги у него были длинные, и он знал, что у большинства людей это заняло бы чуть больше. Однако представление о среднем времени, необходимом для того, чтобы добраться до озера от Легиона, он получил.

Он стоял на обочине дороги и смотрел на озеро, пустое и запорошенное снежком. Площадка для кёрлинга была почти невидима, и единственным свидетельством того, что здесь что-то происходило, оставалась трибуна, пустая и заброшенная, в ожидании людей, которые никогда не придут.

Что делать с Иветт Николь? Спокойствие этого места дало ему возможность обдумать эту проблему. А она была настоящей проблемой. Теперь он знал это. Один раз она его провела, но Арман Гамаш относился к тем людям, которых невозможно провести дважды.

Она появилась в Трех Соснах по какой-то причине, и этой причиной не обязательно было убийство Си-Си де Пуатье.

Инспектор Бовуар выехал из Трех Сосен в направлении Сен-Реми. После нескольких минут езды по заснеженным проселочным дорогам, окруженным лесом, он свернул на подъездную дорожку, ведущую к беспорядочно построенному деревянному дому. На всякий случай он взял с собой одного агента. Он постучал в дверь и принял свободную позу, пытаясь произвести впечатление расслабленности, может быть даже рассеянности. На самом деле ничего этого не было. Он был готов в любую минуту броситься в погоню. Он даже надеялся, что в этом возникнет необходимость. Сидеть и разговаривать – это была территория старшего инспектора Гамаша. А его территорией была погоня.

– Oui? – На пороге стоял растрепанный человек средних лет.

– Месье Петров? Сол Петров?

– Oui, c’est moi[60].

– Я хотел поговорить с вами об убийстве Си-Си де Пуатье. Насколько я понимаю, вы ее знали?

– Я ждал вас. Почему вы так долго не приезжали? У меня есть несколько фотографий, которые могут вас заинтересовать.

Гамаш стянул с себя пухлую куртку, поправил пиджак и свитер, смявшиеся под курткой. Как и у всех остальных зимой, вид у него был такой, будто кто-то запустил мышь ему за воротник. Он помедлил секунду-другую, собираясь с мыслями, потом направился в маленькую отдельную комнату, снял трубку и набрал номер.

– А, это вы, Арман. Получили мой подарок?

– Если вы имеете в виду агента Николь, то получил, суперинтендант Франкер. Merci, – веселым голосом проговорил Бовуар.

– Чем я могу вам помочь? – произнес Франкер низким, ровным интеллигентным голосом.

Ни малейшего намека на коварного интригана, который обитал в его голове.

– Я хотел узнать, почему вы ее прислали.

– Мне показалось, что вы спешите с выводами, старший инспектор. Агент Николь год проработала здесь на наркотиках, и мы были довольны ею.

– Тогда зачем отправлять ее ко мне?

– Вы оспариваете мое решение?

– Нет, сэр. Вы знаете, мне и без того ясно, почему вы принимаете те или иные решения.

Гамаш знал, что нанес точный удар. Яд просочился по проводам и заполнил громадную, голую тишину.