Смертельный холод - [49]

Эмили Лонгпре накрыла стол на троих. Она развернула и разгладила салфетки, хотя это и не требовалось. Но в этом повторяющемся действии было что-то успокаивающее. Матушка еще не пришла, однако ожидалась с минуты на минуту. Часы на кухне показывали, что полуденная медитация Матушки скоро закончится.

Кей легла вздремнуть, но Эм не находила себе покоя. Обычно она сидела спокойно с чашкой чая и читала последний номер «Ла пресс». Но сегодня она протирала от пыли обложки кулинарных книг, поливала цветы в горшках, земля в которых и без того была напитана влагой, – в общем, делала что угодно, лишь бы отвлечься.

Она принялась готовить гороховый суп, поправила косточку окорока в большой кастрюле, чтобы запахи и вкусы лучше смешались. Анри терпеливо сидел у ее ног, не отрывал от нее своих темно-карих глаз, словно одной силой воли хотел переместить косточку из кастрюли в свою страждущую пасть. Он вилял хвостом, глядя, как Эм двигается по кухне, и не упускал случая оказаться у нее на пути.

Пшеничный хлеб можно было ставить в духовку – он поспеет к приходу Матушки.

И действительно, полчаса спустя к дому Эм подъехала машина, Матушка осторожно вышла из машины и сразу же поковыляла по скользкой дорожке. Ее центр тяжести располагался так низко, что Кей нередко говорила: Матушка не сможет упасть, даже если очень захочет. Точно так же, по мнению Кей, не могла Матушка и утонуть. По какой-то причине, недоступной Эм, Кей не уставала говорить о способах, какими Беа может отправиться на встречу с Создателем. Матушка Беа отвечала взаимностью, бесконечно повторяя, что она-то, по крайней мере, с Ним встретится.

Три подружки уселись за удобным кухонным столом с супом и теплым хлебом, на котором таяло масло. Анри попытались выставить из комнаты, но он свернулся под столом, надеясь, что ему достанутся хотя бы крошки.

Десять минут спустя, когда появился Гамаш, еда по-прежнему стояла перед ними, холодная и нетронутая. Если бы Гамаш заглянул в боковое окошко, он увидел бы, как три подруги держатся за руки, закольцевав стол в молитве, которая явно не имеет конца.

– Не беспокойтесь, старший инспектор, – сказала Эм, увидев, как Гамаш оглянулся на оставляемые им снежные следы на плиточном полу прихожей. – Мы с Анри постоянно разносим снег по всему дому.

Она кивнула на шестимесячного щенка немецкой овчарки, который готов был взорваться от счастья. Но он не взрывался, только молотил хвостом, а его задница, хотя технически и оставалась на полу, двигалась с таким неистовством, что Гамаш подумал, как бы от такого трения не образовался огонь.

Гамаш и Бовуар сняли ботинки, их представили всем и им представили всех. Гамаш принес извинения за то, что прервал ланч. Из кухни пахло канадским гороховым супом и свежеиспеченным хлебом.

– Намасте, – сказала матушка, сложив ладони и чуть поклонившись гостю.

– О боже, – простонала Кей. – Ты что, опять?

– Намасте? – переспросил Гамаш.

Бовуар не задавал вопросов: во-первых, она была слишком стара, во-вторых, она была англичанкой и носила кафтан пурпурного цвета. Такие люди постоянно говорят всякие нелепости.

Шеф торжественно кивнул в ответ. Бовуар сделал вид, что не заметил этого.

– Это древнее и чтимое приветствие, – сказала Беатрис Мейер, приглаживая свои непокорные рыжие волосы и озабоченно поглядывая в сторону Кей, которая попросту игнорировала ее.

– Вы позволите? – Гамаш показал на Анри.

– Под вашу ответственность, месье. Он может зализать вас до смерти, – предупредила Эм.

– Это будет больше похоже на утопление в слюне, – сказала Кей и, повернувшись, направилась вглубь дома.

Гамаш нагнулся и потрепал Анри за уши, которые торчали на собачьей голове, как два паруса. Пес немедленно улегся на спину, показывая, что ему нужно погладить животик, что и сделал Гамаш.

Эм повела их через кухню в гостиную. Дом был уютный, гостеприимный, он навеял Гамашу воспоминания о коттедже бабушки, где не может случиться ничего плохого. Даже Бовуар здесь расслабился. Он подумал, что здесь все чувствуют себя как дома. Здесь и с этой женщиной.

Эмили Лонгпре извинилась и минуту спустя вернулась с двумя тарелками супа.

– У вас голодный вид, – сказала она и снова исчезла в кухне.

Они и возразить не успели, как оказались за столом перед камином. На столе стояли тарелки с супом, исходящие горячим паром, и свежий пшеничный хлеб. Гамаш понимал, что повел себя не очень красиво. Он определенно мог начать разговор раньше, упреждая гостеприимство трех женщин. Но Эмили Лонгпре была права: они с Бовуаром и в самом деле проголодались.

И вот следователи Квебекской полиции ели и слушали ответы трех пожилых женщин на их вопросы.

– Вы можете рассказать о том, что случилось вчера? – спросил Бовуар у Кей. – Насколько мне известно, был организован матч по кёрлингу.

– Матушка только-только очистила дом, – начала Кей, и Бовуар тут же пожалел о решении начать вопросы именно с нее.

В этом предложении ни одно слово не имело смысла.

«Матушка только-только очистила дом». Rien[64], вообще никакого смысла. Еще одна англичанка со странностями. Но в данном случае сюрприз был не так чтобы неожиданный. Глядя на нее с расстояния в милю, можно было сказать, что она сбежала из дурдома. Она сидела перед ним под слоями толстых свитеров и одеял. И напоминала корзину с бельем. Только с головой. С очень небольшой и очень высохшей головой. Все десять волосков на ее крохотной морщинистой макушке стояли дыбом от статического электричества, создаваемого зимней одеждой.