Смертельный холод - [38]

Мирна невольно рассмеялась. Стихи были в самую точку. Воздух тогда действительно наполнился запахом жареного.

– Вообще-то, мне пришли в голову другие стихи:

Так долго мир его терпел —

Его огарок весь дотлел.

Не потому ли не огонь

Оставил он, а только вонь?[50]

Стихи, которые прочла Клара, были встречены у камина молчанием. Рядом текли оживленные разговоры, раздавались вспышки смеха, звенели бокалы. Никто не оплакивал Си-Си де Пуатье. Три Сосны не заметили этой смерти. Она оставила после себя вонь, но даже и та уже рассеивалась. Напротив, после этой смерти Три Сосны чувствовали себя легче, ярче и свежее.

Еще не перешагнув порог, Гамаш почувствовал запах тушеного мяса. Boeuf bourguignon[51] с ароматами филея и грибов, крохотного лука-севка и бургундского вина. Он позвонил из кабинета Рейн-Мари, сообщил ей, что вернулся, и по ее просьбе купил свежий французский батон в местной пекарне за углом. Трудная задача – протиснуться в дверь с коробкой вещдоков, собственной сумкой и драгоценным батоном. Гамаш не хотел его сломать, еще не успев войти в дом, хотя такое уже случалось прежде.

– Это у нас кто – коридорный?

– Non, Madame Gamache, désolé[52]. Это всего лишь пекарь.

– С батоном, я надеюсь.

Рейн-Мари вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. Когда она увидела мужа, ее лицо расплылось в улыбке. Она не могла удержаться. Гамаш стоял в коридоре, обеими руками держа коробку, кожаная сумка сползла с его плеча, пытаясь утащить за собой и пухлую куртку цвета жженого сахара, из-под мышки у него торчал батон, упираясь концом ему в лицо.

– К сожалению, сила уже не та, что была когда-то, – криво улыбнулся он.

– Меня устраивает, месье.

Рейн-Мари осторожно вытащила батон из-под его руки, что позволило ему наклониться и поставить коробку на пол.

– Voilà[53]. Хорошо быть дома.

Он обнял ее и поцеловал, чувствуя ее нежное тело даже через куртку. Они оба располнели по сравнению с временами их молодости, и никто из них уже не смог бы влезть в свои свадебные наряды. Они выросли и в других отношениях, и Гамаш полагал, что это к лучшему. Если жизнь означает рост во всех направлениях, то его это устраивало.

Рейн-Мари тоже обняла его, чувствуя, как ее свитер впитывает влагу с его заснеженной куртки. Но ее это не особо волновало. За малое неудобство она получала огромное удовольствие.

Гамаш принял душ, надел чистую водолазку и твидовый пиджак, после чего они вместе с Рейн-Мари выпили по стаканчику вина перед камином. Это был первый спокойный вечер после нескольких недель всевозможных семейных хлопот и рождественских вечеринок.

– Поедим здесь? – предложил Гамаш.

– Замечательная мысль.

Она поставила раскладной столик перед их стульями, подала boeuf bourguignon с яичной лапшой и корзиночку с нарезанным батоном.

– Какая странная пара, – заметила Рейн-Мари, когда он рассказал ей о событиях прошедшего дня. – Мне непонятно, почему Си-Си и Ришар жили вместе.

– Мне тоже. Ришар Лион такой пассивный, такой неловкий. Но все же я не знаю, в какой степени его поведение – игра. В любом варианте такой спутник жизни не может вызывать ничего, кроме раздражения, если, конечно, супруга не такая же или не чрезмерно терпеливая. Но Си-Си де Пуатье не была ни той, ни другой. Ты про нее слышала?

– Никогда. Но в английском сообществе, возможно, про нее знают.

– Я думаю, знаменита она была только в зеркале. Лион дал мне вот это.

Он залез в сумку, лежавшую рядом с его креслом, и вытащил оттуда «Клеймите беспокойство».

– Издано на деньги автора, – сказала Рейн-Мари, изучив обложку. – Лион и его дочь все это видели?

Гамаш кивнул, нанизывая на вилку кусок нежного мяса:

– Они были на трибуне. Лион не знал, что что-то случилось, пока не увидел, что все смотрят туда, где сидела Си-Си. Люди начали покидать места. Габри подошел к нему и сказал, что произошел несчастный случай.

Он вдруг понял, что говорит о Габри так, будто Рейн-Мари знает этого человека. И она, казалось, понимала его.

– А дочка? Ты сказал, ее зовут Кри? Что за имя такое – Кри? Зачем так издеваться над ребенком? Вот бедняжка.

– Это еще не все. Она не в себе, Рейн-Мари. Какая-то отрешенная от всего. Чуть ли не в ступоре. И она такая огромная. У нее фунтов пятьдесят-шестьдесят лишних, а ей всего двенадцать или тринадцать лет. Лион так и не вспомнил точно сколько.

– Ну, если ты толстый, то это еще не обязательно несчастливый, Арман. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Это верно. Но тут кое-что посерьезнее. Она словно отключилась от внешнего мира. И это еще не все. Когда произошло убийство, то, по словам Лиона, он видел, как Си-Си лежит на снегу и люди пытаются вернуть ее к жизни, но он не знал, где находится Кри.

– Ты хочешь сказать, он ее не искал? – удивленно спросила Рейн-Мари, не донеся вилку ко рту.

Гамаш отрицательно покачал головой.

– Гнусная личность, – сказала Рейн-Мари.

Не согласиться с ней было трудно, и Гамаш спросил себя, почему же все-таки ему не хочется с ней соглашаться.

И ответ пришел к нему: «Возможно, это слишком просто. Возможно, ты не хочешь, чтобы решение было таким прозаическим: презираемый, униженный, обманутый муж убивает эгоистку-жену. Возможно, это слишком просто для великого Армана Гамаша».