Смертельный холод - [108]

Он издал короткий смешок:

– Просто я жалею себя. Тоскую по тебе.

– А я по тебе, мой дорогой. И да, Арман, я думаю, ты поступил правильно. Но я понимаю твои сомнения. Они-то и делают тебя великим человеком, а вовсе не твоя уверенность.

– Этот долбаный Томас – ты видел это? – Бовуар стоял перед телевизором, обхватив голову. – Продайте его! – прокричал он в экран.

– Так кем бы ты предпочел быть сегодня – Арманом Гамашем или Карлом Томасом? – спросила Рейн-Мари.

Гамаш рассмеялся. Он не часто говорил о своих сомнениях, но в этот вечер они вынудили его.

– Значит, дело Арно еще не закончилось? – спросила Рейн-Мари.

Агент Николь спустилась по лестнице, встретилась с ним взглядом, улыбнулась. Она кивнула и присоединилась к группе, которая была так занята, что даже не заметила этого.

– Non, ce n’est pas fini[97].

Глава тридцать шестая

В домах Трех Сосен один за другим гас свет, погасли все огни и на огромной сосне, и деревня погрузилась в тишину. Когда все ушли спать, Гамаш выключил свет в гостиной и остался сидеть там в тишине, наслаждаясь покоем, с удовольствием представляя, как деревня укладывает голову на подушку. Но вот он встал со стула, тихо надел куртку и ботинки и вышел на улицу. Снег заскрипел под его ногами. Эмили Лонгпре сказала, что на следующий день дано штормовое предупреждение, но верилось в это с трудом. Он вышел на середину дороги.

Все погрузилось в тишину. Все сияло. Гамаш поднял голову и уставился на звезды. Все небо было усыпано ими. Он подумал, что это, наверное, его любимая часть дня. Стоять под зимним небом. Вид у звезд был такой, будто Господь отменил бурю и подвесил в небе миллионы хлопьев. Ярких и веселых.

Ему не хотелось идти, не было потребности прогуляться. Он знал все ответы. Он вышел, чтобы побыть наедине с самим собой посреди Трех Сосен и посреди ночи. Здесь было так покойно.

Когда они проснулись на следующее утро, за окном бушевала снежная буря. Гамаш увидел ее из кровати. Точнее сказать, он не увидел ничего. Снег залепил окно, и даже на деревянном полу образовался небольшой нанос, где снежинки через открытое окно задуло внутрь. Полная тишина. Он обратил внимание, что его будильник выключен. Попробовал включить свет – не работает.

Ничего.

Напряжения в сети не было. Он выбрался из кровати, закрыл окно, надел халат и открыл дверь. Снизу до него доносились приглушенные голоса. На главном этаже он увидел волшебное зрелище: Габри и Оливье зажгли масляные лампы и штормовые свечи. В комнате были разлиты лужицы янтарного света. Это было нечто удивительное, мир, состоящий из одного огня. Огонь горел и в камине, от которого расходились световые и тепловые лучи. Гамаш подошел поближе. Котел, вероятно, не работал уже несколько часов, и в помещении было прохладно.

– Bonjour, monsieur l’inspecteur, – раздался веселый голос Оливье. – Тепло включили – слава богу, у нас есть генератор для таких случаев. Но дом прогреется не раньше чем через час.

В этот миг дом задрожал.

– Mon Dieu, – сказал Оливье. – На улице и в самом деле черт знает что творится. Вчера передавали прогноз – до пятидесяти сантиметров снега. Это почти два фута.

– А который теперь час? – спросил Гамаш, стараясь поднести свои часы поближе к масляной лампе.

– Без десяти шесть.

Гамаш разбудил остальных, и они позавтракали, как, вероятно, завтракали в давние времен путники, останавливавшиеся на почтовой станции. В свете огня из камина. Им подали горячие сдобные булочки, джем и кофе с молоком.

– Габри подключил плитку и кофе-машину к генератору, – объяснил Оливье. – На свет мощности не хватает, но для основных нужд – вполне.

Когда они с трудом добрались до оперативного штаба, ток подали в сеть, правда, освещение мигало. Снег хлестал их. Они шли, наклонившись, пряча голову в плечи и одновременно стараясь не потерять дорогу, а потеряться было легко даже на таком коротком и знакомом пути. Снег атаковал их, добирался до тела через рукава и воротники, забивался в уши, в любую щель, словно его цель состояла в том, чтобы искать их кожу. И найти ее.

В оперативном штабе они сняли шарфы, стряхнули горки снега с шапочек, обстучали ботинки о цоколь, чтобы основную массу снега сбросить на улице.

Лакост из-за пурги осталась в Монреале и вынуждена была целый день провести в управлении. Бовуар все утро просидел за телефоном и наконец нашел в Кауансвилле фармаколога, у которого были данные о продаже никотиновой кислоты за последние несколько недель. Бовуар решил направиться туда, хотя дороги из-за снега практически стали непроходимыми.

– Ничего страшного, – сказал он, воодушевленный идеей раскрыть преступление, и вышел в пургу.

Герой, охотник, готовый рисковать, встретиться с врагом лицом к лицу, пробиться через такую снежную бурю, какую и канадские старожилы не видели. Он был удивителен.

Он вышел из дома, но обнаружил, что снега намело еще больше – до самых его колен. Бовуар с трудом добрался до машины и следующие полчаса выгребал ее из сугроба. И все же снег был легкий, пушистый и напоминал о тех вожделенных днях, когда из-за снежной бури в школе отменяли занятия.

Пурга не заставила жителей остаться дома, и некоторые, едва видимые за снегопадом, направлялись по своим делам на снегоступах или широких лыжах. Машина Бовуара была единственной на дороге.