Смертельный азарт - [22]

А ведь предупреждал Илью Сашка Корвет сто раз, предупреждал — ни в какое щекотливое дело, ни в какой скользкий бизнес людей со стороны не приглашают! А Илья — дурак беспросветный — пожалел своего вечно безденежного, вечно плачущегося на жестокости жизни коллегу. Жалости поддался. Вот и влип!

Он сел за руль, запустил двигатель и радостно, громко заржал, как ретивый конь при виде молодой кобылы. Ощущение предстоящей схватки, схватки нешуточной, борьбы с непредсказуемым, опасным результатом — наполнило все его существо жгучим боевым азартом. Он не испытывал никакого страха. Он чувствовал то нормальное состояние души и сознания, которое переживает летчик-испытатель, когда его машина срывается в невозвратный штопор, в то пике, из которого — только один шанс на тысячу выскочить, вывернуться, спастись. Летчик-испытатель — рожден для этого. Для таких состояний стресса, для опасности и риска. Илья тоже был рожден для жутких игр подобного рода — лишь опасность будоражила его кровь и заставляла на пределе работать мозг.

Он приехал домой в 18.26, а ровно в 18.30 — как и обещалось — прозвучал телефонный звонок.

— Пересветов слушает! — беззаботно сказал Илья в трубку.

Ответ прозвучал вежливо и спокойно:

— С вами говорит Куприянов Андрей Андреевич. Вы не находите, что нам следует поговорить, Илья Иванович?

— А отчего бы и не побалакать? — засмеялся Илья. — Но коли вы вот так, в открытую, играете, так зачем передали письмо от Дубина?

— Чтобы вы оценили ситуацию. Для испуга. Чтобы немножко поволновались, побеспокоились за жизнь своего друга. Дальнейшая наша беседа и вовсе не для телефона.

— Где?

— В самом безопасном месте. На Красной площади.

— Где?! — поразился Илья.

— А что? — польщенно засмеялся Куприянов. — Не самое плохое место для рандеву, если призадуматься. Открытое пространство, нашпигованное спецслужбами. Ни вам, ни мне не с руки будет покушаться на здоровье друг друга на виду у явной и переодетой в штатское милиции. Так что я — без охраны. Рекомендую вам тоже не брать с собой своего бешеного молодца с мордой гориллы.

— Хорошо. Только боюсь, что вашу физиономию мартышки я попросту не узнаю.

— Ничего. Я буду в двадцати шагах от памятника Минину и Пожарскому. Оригинальней меня на площади не будет никого. Итак — за час вы доберетесь?

— Час с четвертью будет верней.

— Жду, — коротко согласился Куприянов и оборвал разговор.

Илья положил трубку и попытался прикинуть, что он, собственно говоря, знает о Куприянове и его компании? Да ничего! Клиентуру на забаву «Стрельба по живому зайцу» нашел Спартак, нашел невесть где. Взял на себя организацию дела (за что выпросил немыслимый гонорар), и он же с ними общался. Илья видел Куприянова и его друзей-азиатов лишь издали, и весь этот народец не показался ему — так себе, жулье мелкого калибра. Ошибся — Спартак коротает свои дни где-то в заложниках, и все это дело могло черт-те как повернуться.

Уже собравшись, он увидел, что за окном принялся накрапывать легкий апрельский дождик, прихватил зонт и двинулся на разборку в полной душевной безмятежности.

Мотор любимого «форда» завелся сразу — за два года машина ни разу не подводила Илью. Он поехал к центру не торопясь: во-первых, времени достаточно, во-вторых, он неожиданно осознал, что уже много лет не ходил по Москве просто пешком, просто без дела, просто не гулял по родному городу. И, следовательно, прочно застрял в разряде тех коренных москвичей, кто десятилетиями не бывает в Большом театре (успеется!), не заглядывает на бушующие футбольными страстями Лужники (по телевизору комфортнее), а был, говорят, удалец, который за сорок лет столичной жизни ни разу не воспользовался услугами метро — но этого в подземный рай не пускали по причине хронического пьянства, все-таки уважительное оправдание.

Глава 9

Москва. Красная площадь. 19.35.

Светлые апрельские сумерки. Легкий дождь.

Кремль.

Исторический музей.

Вася Блаженный, вечно пьяненький, милый и потешный в своей пестрой, варварской архитектуре.

Мавзолей. Напротив — торговый дом.

Собор Казанской Божьей Матери — еще непривычен, восстановлен недавно.

Спасская башня. Куранты — бим-бом. На весь мир.

В кремлевской стене — кладбище праведников и непрощаемых грешников.

Сердце столицы. Сердце России. Собственно говоря, какого цвета брусчатка Красной площади? Серая? Синяя? Голубая? Белая — по выпавшему снегу? Черная или просто грязная? Или, как море, меняет цвет по погоде?

Москву и любят, и ненавидят — равнодушным никто не остается. Дикая столица дремучей и нелепой страны. Русская столица. Санкт-Петербург с его иноземным великолепием всегда был холодным красавцем и никогда — столицей русской души, столицей Родины и Отечества.

Лобное место — кровавая плаха, проще сказать. Тоже — в сердце.

В словах поэта «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ» — куда больше патриотизма и любви, чем в океане фальшивого и услужливого славословия придворных пиитов.

Илья прошел мимо Исторического музея, миновал свежепостроенный храм Казанской Божьей Матери и приостановился. Под легкой сеткой прозрачного дождя брусчатка площади отдавала в голубизну.