Смертельно прекрасна - [43]

– И ты будешь рядом?

– Я всегда рядом, дорогая. Но еще с тобой Норин и Мэри. Твои друзья. Ты не одна. Да, я нужна тебе. Но только как воспоминание.

– Нет, – испуганно распахиваю глаза, – не говори так.

– Тому, что ты видишь мертвых… есть объяснение, – быстро шепчет мама и смотрит на меня взволнованно и пристально. – Тебе нужно найти…

– Кого?

– Ноа Морта, – едва слышно говорит мама.

– Кто это?

– Спроси у сестер. Они скажут. А сейчас внимательно меня слушай, – я стискиваю зубы, пытаясь унять звон в ушах, который мешает разбирать мамины слова. – Сделай надрез на ладони. Кровью надо нарисовать на полу перевернутый треугольник.

– Резать ладонь?

– Давай, Ари. Времени мало.

Киваю и медленно направляюсь к тумбочке. Перед глазами все плывет. В конце концов нахожу ножницы. Неужели я решусь на подобное?

Пальцы сжимают холодный металл, и я вдруг ощущаю неколебимую решимость. Обратного пути нет.

Опускаюсь на колени. Волосы палают с плеч. Дышать трудно. Из горла вырывается болезненный хрип. Что со мной? В груди все горит. Мне очень больно.

– Давай, – подгоняет мама. – Ты справишься. Мы все справились, Ари. Небольшой разрез. Это совсем не больно.

Может, это и не больно. Но очень страшно.

В широком лезвии отражаются испуганные глаза. Наверное, со стороны я выгляжу безумной.

Тяну ножницы в сторону. Кожа на ладони вспыхивает болью. Красная линия становится все шире. Кровь капает на деревянный пол.

– Рисуй, – командует мама. Я не вижу ее, но чувствую ее присутствие совсем рядом. – Мы все в разное время встретились с Хозяином, – глухо шепчет мама. – Я была первой и согласилась сразу. Не сопротивлялась, потому что жутко испугалась. Я не хотела умирать, и такой выход казался мне вполне разумным. Затем настал черед Норин, и нам с мамой пришлось рисовать треугольник ее пальцами, потому что она до последнего отказывалась принимать свою сущность.

Искоса гляжу на призрак матери. Она стоит у окна. У нее бледное лицо и синеватые губы. Почему я раньше не замечала, что у нее такие худые плечи?

– Она не хотела становиться… такой?

– Не хотела. Но мы ее заставили.

– Почему?

– Потому что не хотели потерять. – Мама виновато прикусывает губу. – Теперь ей сложнее всех.

Отворачиваюсь. Из меня словно высасывают остатки сил. Протираю вспотевший лоб, оставляя кровавые разводы.

– Ты должна произнести: vocavit vos, Lucifer, – вдруг шепчет мама мне в самое ухо. Меня передергивает от ее ледяного дыхания. По спине бегут мурашки. – Не бойся. Ничего не происходит просто так.

Поднимаю голову и понимаю, что рядом больше никого нет. Мама ушла. Ее нет. Боль вновь наполняет каждый уголок моего сердца. Не знаю, когда мне станет легче. А может, легче не должно быть? Может, легче только мертвым?

В тусклом свете плавают пылинки. Представляю себя одной из них. Сколько правильных поступков мы совершаем в жизни? А сколько неправильных? Что лучше – умереть человеком или превратиться в чудовище? Мы балансируем на краю пропасти, мы вынуждены ежедневно делать выбор, который всегда имеет свои последствия. И когда мы говорим, что выбора у нас нет, мы нагло обманываем и себя, и окружающих.

Сейчас я могу стереть корявый перевернутый треугольник, нарисованный окровавленными пальцами, лечь в постель и закрыть глаза. Я могу воссоединиться с родителями и сестрой, а не превращаться в существо, внушающее ужас всей Астерии. И я хочу этого. Да. Но не больше, чем остаться в живых.

Упираюсь ладонями в пол и шепчу:

– Vocavit vos, Lucifer.

Неприятный шум проносится по комнате. Дверь захлопывается, порыв ветра колышет занавески и обдает холодом мое мокрое лицо.

– Vocavit vos, Lucifer! – громче повторяю я, и через мгновение с грохотом захлопываются оконные рамы. Я чувствую безумный прилив энергии, меня корежит, спина выгибается, голова запрокидывается сама собой. Я не могу дышать! Мое тело больше не подчиняется мне. Позвоночник вот-вот грозит лопнуть от напряжения. Горло раздирает криком, но я не слышу ни звука. Я едва не теряю сознание, когда неведомая сила швыряет меня на пол. Вдруг становится очень тихо, и в этой тишине я, наконец, слышу собственный хрип.

– Ариадна Монфор-л’Амори, – произносит низкий голос. До моей шеи кто-то дотрагивается. Сероватые пальцы тянутся выше, откидывают разметавшиеся волосы и медленно поворачивают на себя мое лицо. Я не зажмуриваюсь. От страха проступают слезы, но я не отворачиваюсь. Послушно поворачиваю голову, хрипло втягиваю воздух и неожиданно оказываюсь в плену красных, огненных глаз, смотрящих внутрь меня, сквозь меня. Смотрящих в мою душу.

– Здравствуй, Ари.

К горлу подкатывает ком. Пальцы падшего ангела все еще держат мой подбородок. Он выпрямляется, тянет меня за собой, и я неторопливо поднимаюсь с колен, не отрывая глаз от его идеального лица, изуродованного только мертвым взглядом, переливающимся маджентовым цветом. Люцифер похож на человека: у него светлые волосы, острые скулы, но я уверена, глаза мои видят лишь то, что он воссоздал. И, возможно, передо мной стоит уродливое, сгорбленное чудовище с испачканными кровью когтями.

– Хм, – он лениво проводит пальцами по тонким губам, изучая меня, будто я – его творение. Меня колотит от страха, но я упрямо держу спину ровно и смотрю этому ублюдку прямо в глаза. Я не позволю ему запугать меня. – Как много раз я бывал в этом доме, Ариадна.