Смертельная комбинация - [4]

— Ну-ка, полегче, — не выдержал я.

— Не надо, — тихо просит женщина.

Минуту смотрю на толстяка, и он постепенно тускнеет, опускает голову. Я разжимаю кулаки.

— Очень дикий молодой человек, — громила вдруг небрежно усмехается и добавляет. — Очень. Док, вы родились в рубашке, он наверняка бы вышиб вам вставную челюсть, не вмешайся наша девочка. У нее реакция, как у кошки. Как у большой черной кошки, — он беззвучно хохочет, словно сказал что-то остроумное.

Я уже успокоился, но женщина не отпускает мою руку и как-то странно смотрит на меня. Потом говорит:

— Пойдемте на кухню. Я должна вам объяснить…

Мы идем вдвоем на кухню, она достает из пачки сигарету, зажимает ее губами и прикуривает. Губы у нее нервные, пухлые и кажутся влажными от блестящей помады. Делает несколько затяжек и ломает сигарету в пепельнице. Там уже полно таких ломаных.

— Здесь собрались уважаемые люди, с положением, они бы не хотели быть втянутыми в такую историю, — наконец говорит она.

— Это, конечно, интересно, — я киваю, — только мне какое дело?

— Я вас прошу позвонить в милицию минут через пятнадцать, когда гости уйдут.

— А если я позвоню прямо сейчас? — Вы надолго приехали? — спросила она.

— Как получится.

— И никого знакомых? — Я здесь в первый раз.

— Вот и хорошо. Хотите, я вас буду опекать в эти дни?

Я не выдержал и коротко рассмеялся. Она откинула голову и холодно посмотрела на меня. Но вдруг в уголках ее глаз собрались веселые морщинки.

— Вовсе не собираюсь вас соблазнять, — она мягко улыбнулась. — Просто так предложила, разве только еще и потому, что мне понравилось, какой вы безрассудный и бросаетесь с кулаками на каждого. Ведь вы поссорились с главврачом психиатрички, и он может сделать вас своим пациентом.

— Думаю, он бы не скоро вернулся к практике.

— Разве что… — она задумчиво посмотрела на меня. — Ну что, договорились? Все уйдут, и тогда вы позвоните?

Я кивнул, потом смял опустевшую пачку, выбрал из пепельницы одну из сломанных сигарет и закурил. Ладно, подумал я, пусть. Сигарета была с привкусом помады.

* * *

Мы вернулись в комнату. Я заметил, что Алик поставил на стол пустую рюмку. Не стоило ему пить…

— Мы договорились, — женщина оглядела присутствующих, — всем вам надо уйти, а потом позвоним в милицию.

— Только не забывайте, — усмехнулся громила, — что любой следователь вызовет вас как свидетелей и тогда придется отвечать на вопросы. На много разных вопросов.

— Прекратите, — резко сказала женщина, и он заткнулся. -

Лучше придумайте, как нас не впутывать в это дело попусту.

— Верно, — главврач психиатрички подошел к громиле, — это в ваших силах. Вы поможете мне, я помогу вам… Долго вам еще в капитанах ходить?

Громила впервые перестал улыбаться, по краям губ его пролегли глубокие складки, взгляд стал таким жестким, что, казалось, сейчас зазвенит в воздухе. Потом края его губ медленно поползли вверх, и он улыбнулся.

— Хорошо, — наконец сказал он.

— Вас, кстати, это тоже касается, — гладко причесанный Копылов посмотрел на меня, — ведь щекотливое положение: вы последний видели директора живым и первый — мертвым. Все, что тут слышали, — вполне разумное соглашение между образованными людьми, чтобы самим себе не доставлять неприятностей. Присоединяйтесь.

Мне понравилось, как он складно излагает свои мысли. Вроде, мол, может, и вы пришили того типа в подъезде, но если вы не будете впутывать нас в это дело, представим все так, словно бедняга запутался в собственных подтяжках.

— Расходимся? — толстяк утер ладонью пот со лба. — Я хочу уйти первым.

— Ладно, — кивнул громила и отвернулся к окну.

Толстяк, глядя под ноги, вышел из комнаты, и через мгновение хлопнула входная дверь. Зеленоглазая женщина попросила сигарету, прикурила, потом вынула сигарету изо рта и уставилась на ее горящий кончик.

Все молчали. Только рыжеволосая девица с шумом села на диван, подтянула колени к груди и уткнулась в них подбородком.

— Вышел на улицу, — сказал громила, всматриваясь в ночной двор за окном, — открыл машину… нет, не сел, что-то взял… Странно, возвращается.

Резкий звонок в дверь. Женщина идет открывать, и почти тут же в комнату врывается толстяк, он весь раскраснелся и размахивает зажатым в кулаке карманным фонарем.

— Это обман, это провокация, — сквозь одышку выкрикивает он, — нет там никого на этаже…

— Как нет? — спрашиваю я и поеживаюсь, словно от холода.

* * *

…Потом мы идем на лестницу, следом за толстяком, и луч фонарика прыгает по серым ступеням. Вот первый поворот, второй, здесь перила погнуты, луч фонарика прыгает дальше, пока, наконец, не скользит по кафельным плиткам.

Ничего.

Только мой коробок там, где раньше лежала синяя опухшая рука…

Свет фонарика бьет мне в лицо.

— А ну, уберите, — говорю я толстяку.

— Молодой человек, — советует он вкрадчиво, — вам надо показаться специалисту.

Я стою, как оплеванный.

— Это что, был розыгрыш? — голос зеленоглазой женщины резкий от сдерживаемого раздражения.

— Не думаю, — возражает громила, — не думаю, чтобы человек, впервые приехавший в наш город, решился бы на такое.

Толкаясь в дверях, все выходят на улицу. Я выхожу последним. Мне кажется, что черный подъезд смотрит в спину. Сначала уезжает толстяк, сердито хлопнув дверцей. Тут Алик вспоминает, что аккумуляторы сели, а ехать нам за город, где находится гостиница, принадлежащая комбинату. Он не хочет рисковать.