Смертельная измена - [12]

— Йоганнес хотел спилить кедр у подъездной дороги. Может, нужно ему помочь?

— Об этом лучше поговорить с ним самим. Сейчас его нет дома, он в воскресенье уехал в Рим к другу. Но в пятницу вечером он вернется.

— А почему ты не поехала с ним?

— Для меня это слишком утомительно. Последние недели в Берлине и без того были ужасно напряженными, я должна немножко отдохнуть. У меня нет ни малейшего желания снова ехать в большой город.

— Bene, — сказала Моника, — ты правильно решила.

— А вы уже были в Риме?

— Да. Два года назад мы провели там целых десять дней.

Массимо кивнул. Тому, кто хоть раз был в Риме, прощалось все. Он считал, что каждый человек, живущий в Италии, должен хотя бы раз в жизни посетить Вечный город и постоять на площади Святого Петра.

— Сколько вы пробудете здесь в этот раз?

— От четырех до шести недель. Может быть, немножко дольше. Хочется посмотреть, как долго смогут обходиться в аптеке без меня.

— Ой, как чудесно! Значит, в этот раз вы попадете на деревенский праздник.

— Да. И мы заранее рады этому.

— Мы можем тебе что-нибудь предложить выпить? Кофе, воду, вино?

— Нет, спасибо, Моника. Это очень мило с твоей стороны, но у меня не так много времени. Пора ехать.

Магда встала, обняла Массимо и Монику и взяла свою сумку.

— Значит, до воскресенья.

— До вечера воскресенья.

— Ciao, Maddalena.

Она медленно шла через сад к машине и думала, что приготовить на ужин для Массимо и Моники. Наверное, она зажарит утку. В Италии в этом нет ничего необычного даже летом. Во всяком случае, это любимое блюдо Йоганнеса.

12

Лукас Тилльманн проснулся от того, что запищал факс. Он посмотрел на часы. Без четверти час. Проклятье! Уже прошло целых полдня, значит, он опять не сможет выполнить то, что запланировал. Собственно, он мог бы еще поспать, потому что уже не имело значения, поднимется он на полчаса раньше или позже, тем не менее встал. Ему непременно нужно было знать, кто прислал факс. В эпоху электронной почты отправленное по факсу письмо казалось столь же архаичным, как телеграмма или гонец на лошади.

Он осторожно, на цыпочках пробрался через хаос, воцарившийся на полу. Там валялись бутылки, книги и газеты. Здесь же лежал бокал, оставивший на ковре ужасное пятно от красного вина. Лукас не имел ни малейшего понятия, когда успел его опрокинуть.

Он с облегчением понял, что голова у него не болит. Слава богу, хоть что-то хорошее! Значит, он сможет что-нибудь сделать. Например, выстирать белье. Гора грязной одежды рядом с балконной дверью выросла уже до невероятных размеров и угрожала распространиться по комнате, как дрожжевое тесто, перебравшееся через край кадки.

Полка справа от балконной двери тоже способна была привести в отчаяние любого нормального человека. Казалось, он растолкал вещи по ящикам, взяв их прямо из горы грязного белья. Лукасу стало нехорошо от одной только мысли о том, сколько придется убирать, потому что в гостиной, кухне и ванной дело обстояло не лучше. Вдобавок ему приходилось обходить компакт-диски и диски DVD, которые валялись повсюду.

Стоя в дверях, он бросил взгляд на факс на подоконнике. В желудке неприятно заныло, когда он увидел логотип театра. Плохая примета.

Лукас перепрыгнул через одежду, которую вчера вечером снял прямо перед телевизором, и взял письмо.

Прочитал его и медленно опустился на диван. Руководство театра любезно, но недвусмысленно сообщало, что, к сожалению, вынуждено отказаться от его услуг. Спектакль «Полет над гнездом кукушки» из-за внутренних осложнений был снят с репертуара. Лукасу вежливо сообщали, что в этот раз у них не получится совместной работы, но как только для него найдется подходящая роль в другом спектакле, о нем непременно вспомнят. С наилучшими пожеланиями…

У Лукаса от ярости перехватило горло, и он почувствовал, как сердце буквально вибрирует в груди. Вот свинство! Роль санитара Уоррена была не самой выдающейся и, конечно, не стала бы его прорывом в Берлине, но так он хотя бы одной ногой, но был в театре. Может быть, в следующем спектакле он получил бы более значительную роль и когда-нибудь вошел в постоянную труппу, поэтому для него это было настолько важно. И вдруг такое…

При переговорах о гонораре директор театра был дружелюбен до приторности. Правда, он постоянно сетовал на то, что сейчас не те времена, что они вынуждены экономить, что им угрожает банкротство, но все-таки предложил ему двести евро за каждый спектакль, но только не за репетиции. Лукас согласился бы и на сто пятьдесят, но постарался не выдать свой восторг. В конце директор сделал вид, что просто счастлив заполучить Лукаса на эту роль. Лукас чувствовал себя польщенным. Директор пообещал выслать договор в ближайшие дни, и Лукас ему поверил. Прошла неделя, но договор так и не прислали. Через десять дней он сам позвонил в театр.

Секретарша, фрау Бремер, взяла трубку. Скучающая брюнетка с прической пажиком, выглядевшая так, словно в сорок пять лет все еще остается девственницей и чертовски гордится этим.

— Странно, что вы еще не получили контракт, — пропела она, словно флейта, — я отправила его еще в пятницу. Может быть, застрял на почте. У нас последнее время с этим проблемы, постоянно что-то куда-то не доходит. Я вышлю вам новый сегодня же.