Смерть за хребтом - [33]
– Да я тоже сомневаюсь... – задумчиво протянул Сергей, покусывая губы. – Вокруг такой жилы должен быть интенсивный ореол эндогенного рассеивания. И съемочные партии его бы подсекли геохимическим опробованием...
– Все это верно, – согласился я. – Но я почему-то ему верю... Вспомни, как он слюной брызгал. И как глаза его блестели...
– Да, ты прав. Когда он говорил, не нас видел, а золото.
– И еще представь себе нашу дальнейшую жизнь если мы не сбегаем туда посмотреть своими глазами... Не простим себе никогда. Так что придется идти. Все продумать, подготовиться и идти.
– Втроем?
– Да нет. Я думаю нам надо взять с собой таджика. Без своего пресс-секретаря, без тесной работы с общественностью нам не обойтись. Есть у меня давний приятель, взрывник он, живет, правда, далеко, в Хушоне. Это в пяти километрах от Ромита вверх по Сардaй-Мионe. Парень сообразительный, коммуникабельный. Разболтать, правда, может, но это – технические трудности. Надо его выманить в Душанбе и переговорить. Хотя зачем? Мы, если поедем на Уч-Кадо через Ромит, его зацепим по дороге. Погостим у него пару дней, разузнаем обстановку и вперед!
– А почему не через Зидды?
– В Зиддинке рыбы мало. И никто туда на рыбалку не ездит. Сразу вызовем подозрения у местных. Нет, по-моему, надо идти через Ромит... Это лучший, самый короткий вариант. От Хушона до реки Архy – километров двадцать по плохой грунтовой дороге. Там бросим машину и пешком, по конной тропе, через одноименный перевал свалимся прямо на Кумарх. Перевал этот через Гиссарский хребет я, вообще-то, не знаю, не ходил... Но, говорят, второй тропы там нет – на заблудишься. Наши геологи часто бегали с Кумарха через него в отгул. Однажды Сергеев, старший геолог Ягнобской съемочной партии, в конце ноября через него прошел. Прямо с научно-технического совета экспедиции. Образцов ему, видите ли, не хватило, чтобы доказать, что разские сланцы древнее подстилающих их известняков. В два дня обернулся...
Так вот, с Арху до Уч-Кадо – километров восемь, ну, девять. Кишлаков по дороге раньше не было, одни развалины. Сейчас, наверное, люди вернулись, я бы сам там жил – считай, моя родина, Восемь лет там отпахал. Лучших лет... Слушай, Серый, давай плюнем на все, возьмем баб и там поселимся? Ну, их эти города – гарь и пули свистят. Будем сеять ячмень, барашков разведем, детишков наплодим?
– Да ты сбежишь первой же весной... По снегу босиком побежишь – осклабился Сергей.
– Почему босиком?
– Ну, в остроносых резиновых калошах. Мулла станет тебя воспитывать, а ты его острижешь... И хана атеисту – побьют камнями, как на востоке полагается.
– А, может быть, я приму ислам и стану правоверным мусульманином. В Иране меня охмурял один доктор геологических наук, да и в Чечне ребята старались. Правда, в Иране – народ цивилизованный, на меня рукой очень скоро махнули, а вот в Чечне чуть не пристрелили. Ну да ладно, вернемся к нашим барашкам. Ну, как ты насчет Бабека? А, может быть, у тебя самого есть на примете знакомый из местных ребят?
– Нет. Да и стоит ли с ними связываться? Сейчас они голодные, семьи по двадцать человек. Любой из них родственников с собой потащит, а при удачном исходе предприятия, спихнет сразу же на базаре самородок за сотню долларов. И пц котенку – весь Душанбе сначала нас растопчет, а потом туда рванет. Золотая лихорадка начнется, вашу мать!
– Ну тогда берем Бабека. Слухи с его помощью в Хушоне распустим... Что просто идем за сурочьим жиром и мумие. А Бабек о нашей цели узнает, когда золото увидит. Накуем, сколько сможем унести, прикопаем на будущее в двух-трех местах и – до свидания!
Мы закурили. Немного погодя мои мысли вернулись к Бабеку.
– А Бабек этот будь здоров... Бабник, собака! Я как-то, в аспирантские времена, со студенточкой, Клара ее звали, заезжал к нему в Хушонпо дороге на Кумарх. Студенточка – ты знаешь, московских студенточек из педагогических вузов, высокая, жеманная такая, глаза круглые, ресницы длинные, аппетитная в своей юности... А бедра какие стройные!
Так вот, не поверишь, у него фигурально слюни потекли. Вечером вдруг попросил меня выйти с ним в соседнюю комнату и долго клянчил: “Черный, отдай Клара немножко, деньга дам, водка дам (тогда сухой закон был)” Я удивился, у него симпатичная жена-татарка, сам не похож на бабника. Еле отмазался. Сказал, что невеста...
– Давай, Черный, – перебил меня Сергей, – лучше поговорим об оружии, хоть, видно, ты и набрался. Ствол у меня есть, старый “ТТ”, патронов навалом. Еще бы автомат... Или карабин. Я знаю, у кого наверняка есть... У Кучкинского пахана был. Он в Комитете оружием занимался... И дома у него много кой чего есть. Но на все нужны деньги. Машину нанять, ишаков парочку купить, палатку, продукты, винцо. Да и мелочи всякой из снаряжения. Триста-четыреста баксов нужно. У тебя сколько есть?
– Сто с копейками, – почти честно ответил я. Почти честно, потому как я всегда чувствую себя очень и очень неуверенно, если у меня нет заначки, которой хватило бы на обратный билет. Поэтому я быстро отнял в уме от имеющейся у нас с Лейлой наличности (уезжая из Захедана, она прихватила у драгоценной мамаши триста зеленых) стоимость двух железнодорожных билетов до Москвы и озвучил ответ.
