Смерть за хребтом - [22]

Звонкий смех прервал мои рефлексии – это Лейла вспомнила о матери! Вдвоем мы вытащили рулон с бедняжкой из-под кровати и перенесли в ее комнату.

Я развернул ковер и бедная, несчастная женщина предстала перед нашими глазами... Лейла со слезами бросилась к ней, обняла и стала гладить своими маленькими ладошками ее голову, плечи, утерла выступившие материнские слезы. Потом, поцеловав ее в лоб, поднялась и, взяв меня за руку, повела из комнаты.

Мы вернулись в мои апартаменты, уютно устроились на кровати, и Лейла не спеша изложила мне свои дальнейшие планы.

Начинались они сразу после ужина на этой самой кровати. Ранним утром на их семейном “Лендровере” нам предстояло уехать в Мешхед. До этого приграничного с Туркменией города надо добираться около двадцати часов (если знать дороги), а с учетом проверок на бесчисленных контрольно-пропускных пунктах и времени, необходимого мне для их пешего обхода – два дня. С нами поедет Шахрияр. Он будет сопровождать меня в обходах. К счастью, их семья была родом из Мешхеда, и поездка туда из Захедана не вызовет у пограничных властей никаких подозрений.

В тот момент, когда мы обсуждали возможные нештатные ситуации, вошла одна из сводных сестричек командующего парадом. В ее руках были белые белуджские одежды – широкие штаны и длинная рубаха с разрезами по бокам.

Я мечтал о такой одежде с момента своего приземления в Захеданском аэропорту. Не раз мне виделось, как я иду по Шереметьево-2, а потом и по Москве в этом живописном облачении.

И вот, я стою в нем перед большим зеркалом! Мое лицо органично смотрится в этой одежде, в одежде, в которой, по крайней мере, на беглый взгляд, за американо-еврейского шпиона меня принять невозможно.

Вечером, перед тем как лечь спать, Лейла пошла прощаться с матерью. Я увязался с ней и, как оказалось, не напрасно. Лишь только мы вошли в комнату, на меня черным вихрем с длинным, кривым ножом[21] в руках бросилась Фатима. Удар пришелся в левую сторону груди и, если бы Лейла не успела оттолкнуть мать в сторону, он не получился бы касательным. Лезвие ножа, взрезав мою белуджскую обнову, скользнуло по ребрам и ушло подмышку.

Вырвав у Фатимы нож, я стал рассматривать прореху, образовавшуюся на рубахе. Моя обнова была безнадежно испорчена!

– Вот дрянь! Если бы я не пошел с тобой, она убила бы тебя, – сказал я побледневшей Лейле. – Теперь понятно, почему в доме нет мужчин... Фатима-Дракула, Фатима-потрошитель...

– Она больной. Сильно больной, мужчина – ее... drag, – дрожа, ответила моя возлюбленная.

– Лекарство? – переспросил я.

– Да. Ему надо многа лекарства – три, четыре, пять.

– Понятно! Капли ей нужны... Три раза в день до еды и три раза – после...

Тут Фатима, лежавшая у нас под ногами, жалобно застонала и открыла глаза. Зрачки ее остановились на мне и вспыхнули глухой ненавистью.

– Я убью тебя, все равно убью, – брызжа слюной, зашипела она на уже значительно обогатившейся и ставшей привычной моему уху смеси языков. – Ты не уйдешь от меня, не спрячешься! Я найду тебя в Иране, России, везде найду! И эту дрянь найду!

Рубашку мне Лейла заменила. Не на новую, правда, но стиранную. Потом мы легли спать, но уснули не скоро.

8. Ведьма на колесах. – Во власти пустыни. – Охота на охотницу. – Прощай, Белуджистан

Ранним утром нас разбудил доносившийся из гостиной бас Шахрияра. Лейла быстро поднялась и побежала умываться. Я, не вполне еще проснувшийся, вышел к Шахрияру.

Он похлопал меня по плечу своей громадной ладонью и повел завтракать. К восьми часам мы уехали.

За руль села Лейла, мы же с Шахрияром разместились на заднем сидении. Первый КПП был на пересечении нашего переулка с дорогой Захедан – Забол и потому мы смогли его объехать по окольным улочкам.

Со вторым КПП было сложнее – он располагался на выезде из Захедана, там, где невысокие, выжженные солнцем хребты содвигались и не были разделены широкой долиной. Нам с Шахрияром пришлось идти в горы. На всем пути мы могли видеть КПП с огневыми точками, устроенными из мешков с песком, шлагбаумом и вереницей машин по обе его стороны. Почему-то рядом не было обычной белуджистанской башни с крупнокалиберным пулеметом – она ненужно белела далеко в отрогах противоположного хребта. Может быть, сейчас оттуда молоденький иранский солдатик, наблюдая наш маневр в бинокль, спрашивает своего командира о необходимости сообщения этого факта на КПП. Но телефона, скорее всего, у них нет, рации тоже, как и кончившегося еще вчера вечером “Винстона[22]”.

“И к чему эту башню построили и зачем они там сидят?” – подумал я и вспомнил еще одно чудо местной фортификации – недавно виденный где-то в этих краях большой четырехугольный песчаномешочный редут с башенками по углам. В пустыне, вдалеке от больших дорог и населенных пунктов... Мираж, да и только...

Крепости и башни мгновенно растаяли в знойном воздухе, когда я увидел, что наша машина, преодолела блок-пост, но, не доехав до намеченного нами ранее места встречи около полутора километров, неожиданно остановилась. Немного погодя из нее вышла Лейла. Она открыла капот и начала копаться в моторе.

– Вот этого нам не хватало!” – вырвалось у меня. И не успел я добавить к сказанному обычное “Твою мать!”, как услышал у себя за спиной взволнованный голос Шахрияра: