Смерть в Занзибаре - [18]

Она сделала как раз то, чего от нее и ожидали. Поддалась панике и повела себя глупо и подозрительно, позволив убийце использовать себя в качестве подсадной утки и замести следы. Она стала «участником после факта», недоносителем, а это тоже является наказуемым нарушением закона. Сохрани она спокойную голову и позвони немедленно в полицию, даже если бы из-за этого пришлось отложить ее поездку или, в крайнем случае, пожертвовать ею, тогда именно полиция нашла бы этот пистолет и к тому же без отпечатков ее пальцев. А если бы она сообщила им то немногое, что ей известно, это могло бы помочь им сразу же напасть на след настоящего преступника, вместо того чтобы терять время, пытаясь выследить ее.

«Она оказалась, – подумала Дэни с суровой честностью, – просто эгоисткой, трусихой и достойной сожаления легковерной девчонкой. Она помешала правосудию и сыграла на руку убийце; а теперь раздумывала, сколько времени займет у полиции установление того факта, что посетителем мистера Хонивуда была мисс Дэни Эштон, если она не напишет и не сообщит им этого сама. По всей вероятности, они никогда этого не установят. Возможно, в конце концов, лучше вообще ничего не говорить, оставив все идти своим путем. Могут ли ее приговорить к тюремному заключению за воспрепятствование отправлению правосудия? Но ведь она только хотела увидеть Занзибар. Занзибар и «Кайвулими»…»

Два года назад Лоррейн прислала ей несколько фотографий «Кайвулими». Они пришли по почте в холодный, сырой и унылый ноябрьский день и принесли с собой в этот флегматичный и лишенный всякой романтики дом тети Гарриет дыхание волшебства. «В саду, – писала Лоррейн, – есть джакаранда[1] и манго, франжипани[2] и фламбоян и огромное количество апельсиновых деревьев, и все они райски пахнут и делают все вокруг очаровательным и прохладным. Думаю, что отсюда берется и название этого места. «Кайвулими» значит «Дом Тени».

Дэни отложила перо и бумагу и вернула атташе-кейс на полку. Все это было так сложно, что лучше было бы подождать, пока она сможет излить душу Лоррейн и Тайсону. Лоррейн подумает, что все это ужасно, а Тайсон, вероятно, придет в ярость. Но они возьмут на себя заботу обо всей этой проблеме и будут знать, что делать.

Она снова села, чувствуя себя безучастной и потерянной и немного стыдясь самой себя. Если бы только Лэш проснулся! Но мистер Холден, похоже, намерен был проспать до самого Страшного Суда, и Дэни вдруг поймала себя на том, что смотрит на него с растущей враждебностью.

Во всем этом виноват Лэш, неожиданно решила она. Если бы не он – да еще этот его странный набитый кот! Вот уж действительно, Асбестос!

Благоухающее дуновение «Диориссимо» торжествующе ворвалось в запахи сигаретного дыма, антисептиков и обивки, и Дэни осознала, что приятный профиль мистера Холдена рисуется на фоне серовато-зеленого полотна.

Рядом с ним в проходе стояла Амальфи Гордон, глядя вниз на его бессознательное тело с легким неодобрением. Выражение ее лица представляло собой любопытную смесь раздумья, сомнения и досады. В полутьме задернутой шторки, освещаемая светом сзади, она выглядела еще более светловолосой и красивой, чем обычно, и просто невозможно было поверить, что ей не около тридцати, а уже далеко за тридцать, и что она ходила в школу вместе с чьей-то матерью.

Она взмахнула парой длинных, выглядевших позолоченными ресниц, без сомнения искусственных, и бросила на Дэни невидящий и абсолютно равнодушный взгляд, которым некоторые женщины удостаивают слуг, а большинство красавиц жалуют своих простеньких или непривлекательных сестер.

Именно этот взгляд вызвал у Дэни внезапную резкую враждебность, что, по-видимому, отразилось на ее лице, так как зеленовато-голубые глаза миссис Гордон потеряли свое абстрактное выражение и стали удивленно внимательными. Она оглядела Дэни с головы до ног, отметив ее молодость и не пропустив ни одной детали ее одежды и внешнего вида, и хмурая морщинка на ее белом лбу стала глубже. Она сказала, даже не попытавшись понизить голос:

– Вы, должно быть, секретарша Лэша… мистера Холдена. Я думала, что он взял с собой Аду.

– Она не смогла поехать, – коротко ответила Дэни, со смущением ощутив, что жарко краснеет.

– О?

Естественно, миссис Гордон не проявляла абсолютно никакого интереса к секретаршам Лэша, что при данных обстоятельствах оказалось весьма удачно, так как она прекратила дальнейшие расспросы. Однако что-то во взгляде Дэни явно ее раздражало, и она еще раз взглянула сверху вниз на спящего Лэша и затем легким, но весьма решительным движением протянула свою белую руку и разгладила заблудившийся локон волос, упавший поперек его лба.

Это был нежный жест собственницы, способный выразить целые тома – так это и было задумано. Подчеркнув тем самым свои отношения с Лэшем, миссис Гордон обворожительно улыбнулась и направилась по проходу в дамский туалет.

Дэни опустилась в кресло, потрясенная и беспричинно сердитая, расстроившись из-за шаткости своего избавления. А что, если бы миссис Гордон спросила, как ее зовут, и она сказала бы «Китчелл»? Что бы тогда произошло? «Но вы же не Ада Китчелл. Я ее знаю». И что бы она на это ответила? Две рыжих секретарши, обе носящие одну и ту же фамилию, – это было бы довольно сложно объяснить. Разве что они сестры… Если миссис Гордон еще раз спросит ее, ей придется выдать себя за сестру Ады. Лэш должен был помнить о том, что миссис Гордон встречалась с его бывшей секретаршей, и предупредить ее об этом.