Смерть в пурпуровом краю - [28]

Допив, он отнес стаканы к бару и снова наполнил. Момент оказался неподходящим, чтобы отказываться.

Подав мне напиток, он сел.

— Знаете, что ярче всего отпечаталось в моей памяти? — Улыбка делала его значительно моложе. — Три года. Я прослышал о племенных кобылах на продажу и взял ее с собой в Монтану, где хотел их как следует рассмотреть. Там везде была свежая весенняя трава, все вокруг цвело. Мы поднялись на один холм и, перевалив через вершину, спустились по другой стороне. Те кобылки мне понравились. А ей не понравился парень, который их продавал. Господи Боже мой, каких только глупостей не совершаешь! Километра на три вокруг нас не было ни души. Вдоль ручья бродили пасущиеся кони. Мы пошли по травянистой ложбине. И тут вдруг стали орать друг на друга, едва не стукаясь носами. Она вдруг влепила мне затрещину, да так, что я отлетел. Обычно я замечал, когда она собирается на меня кинуться, но в тот раз застала меня врасплох. У меня был испорченный зуб, который тут же страшно схватило. Я врезал ей в ответ. Придя в себя, Мона опять размахнулась, а я снова ответил. Клянусь, мы раз шесть обменялись оплеухами, и мне уже стало смешно, когда заметил, как дергаются уголки ее рта. И тут мы зашлись от смеха, заливались, как дети. Не прошло и двух минут, как мы скинули с себя барахло и уже лежали среди цветов, словно юные любовники. Наверное, неприлично вспоминать такую непристойность? — Он нервно рассмеялся. — У нас обоих так распухли лица, что мы стали похожи на белок, прискакавших с орехами к дуплу.

Он подошел к камину, поворошил поленья.

— Любовь? Что такое любовь, черт меня подери? Я женился на ней, потому что рассчитывал на ее наследство. Она за меня вышла из-за того, что шла ко дну и ухватилась как утопающий за соломинку. Эта интрижка с профессором расстроила меня не больше, чем причуды любого знакомого, который строит из себя идиота. Отыскала того адвоката из Беласко, но тот сразу сообразил, что налетел на твердый орешек и, чтоб его расколоть, нужна куча времени. Потом напустила на меня сыщика, но стоило только намекнуть начальнику полиции, того быстро научили хорошим манерам. Теперь наняла вас, кто вы там есть? Специалист-телохранитель?

— По высшему счету — вроде Робин Гуда. Граблю злодеев, богачей.

— Много не зарабатываете.

— Джас, разве не кажется яснее ясного, что тот выстрел предназначался вам?

Поднявшись с кресла, он подошел к оленьим рогам, закрепленным в длинной подставке на колесиках, и откатил ее в сторону. В стене был стальной сейф. Наклонился к нему, и я услышал звук набираемого шифра, потом скрипнула открывшаяся дверца. Он вернулся к креслу и вдруг без слов швырнул мне в лицо пачку денег. Я автоматически взметнул рукой, и пачка упала у моих ног. Это были пятидесятидолларовые купюры, склеенные банковской полоской с цифрой «5000».

— Не притворяйтесь. Я прекрасно знаю, что вас интересует в этой истории, Макги. Попытаюсь сберечь ваши усилия. Нечего морочить мне голову.

Я откинулся на спинку кресла, чтобы размахнуться ногой, и отбросил пачку в камин. Рассчитывал попасть, она туда и влетела, только приземлилась не в огонь, а рядышком с горящими поленьями.

— Не ломайте голову, Джас, над тем, что меня интересует.

Верхние купюры уже морщились и меняли цвет. От них потянулась тонкая ниточка дыма.

— Ставите свои условия очень забавным способом, парень.

— Киньте мне пачку побольше, мистер Йомен, уж я расстараюсь.

— Деньги для вас не имеют значения?

— Мне они очень нравятся. Просто я несколько щепетилен в отношении способа, каким их мне предлагают.

Наступило молчание. И лицо, и его индейские глаза оставались непроницаемы, бесстрастны. Угол верхней купюры почернел, и хоровод крошечных искорок стал выедать полукруг уголка.

— Черт возьми, ну и хитрая вы бестия, Макги!

— Я сказал, что в сложившейся ситуации могу кому-то быть полезен. Но не говорил, что торгую собой.

Помолчав, он встал, не спеша подошел к камину. Поднял пачку и, чтобы погасить искры, похлопал ею о брюки, отчего на них осталось черное пятно копоти. Подошел ко мне.

— Я правильно запомнил ваше имя? Тревис?

— Просто Трев.

Он осторожно положил пачку денег на подлокотник моего кожаного кресла.

— Трев, буду рад, если вы мне поможете. Пожалуйста, примите маленький знак моей симпатии и признания. Будь я моложе лет на двадцать, мы вышли бы во двор и минут сорок бодались бы до крови. Это единственный способ подружиться с таким высокомерным болваном.

Отойдя к своему креслу, он поднял стакан.

Вытащив из пачки обгоревшую купюру, я сунул деньги во внутренний карман куртки. От купюры оторвал обгоревший уголок и вложил ее в бумажник. И как ни в чем не бывало, словно и не было стычки, докончил свой рассказ о том, что мне стало известно, заключив словами:

— Бакльберри всего вам не объяснил, потому что думал — вы от этого сойдете с ума.

— А человек, похоронивший зайца и прикрывший его носовым платком, был в своем уме?

— Она бы очень хорошо поняла этого человека, Джас.

— Если я и способен сейчас думать, то только прикидывать, кто это сделал и зачем.

— Она случайно заметила, что в последнее время за ней следили. Думала, что по вашей инициативе.