Смерть смотрит из сада - [64]

Он подошел, положил руки ей на плечи. «Дедушка смотрит!» Рассмеялся нервно, и как стучало сердце его и пробирала дрожь — не от любви — от только что пролитой крови. «Я убил ее». «Ей перерезали горло». И подумалось: теперь эта чудесная лужайка навсегда будет ассоциироваться для нее со смертью.

Он лежал в кустах (его труп лежал), а математик захлопнул тяжелую дверцу. Анна подошла к склизкому срубу, отворила, включила электрический фонарик, пахнуло гниловатой свежестью… И тут она безошибочно почувствовала его взгляд, его присутствие, подняла голову: на обветшалом своем балкончике курит умный математик.

— Вы же ушли с Юлией, — сказала она в бессильном гневе, почти не повышая голоса, слова гулко разносились в вечереющем воздухе.

— Так же ушел, как ты уехала в Москву. — Он кивнул и исчез. «Ну и ладно! — пришла мысль. — Мне одной трудно справиться, а я ему нравлюсь, поможет…»

Еле слышная поступь шагов по скошенной траве.

— Вчера и сегодня ты искала драгоценности в их саду?

— Ну искала, ну и что?

— Я тоже подумал про колодец: открытая дверца — как знак?

— Вот после этих ваших слов я и вспомнила: Саша тогда вернулся дверцу закрыть, раздался странный звук, вроде чмоканья.

— А Сашу заподозрила с самого начала?

— Нет, что вы! — Она помолчала. — Запах сандалового дерева.

— А, ларец и палец.

— И руки Саши — еще до убийства — такой странный, экзотический аромат.

— Значит, ты сообразила, а мне голову морочила из-за…

— Мне деньги нужны! А он… ничего он не влюбился, он врал!

— Да ведь он вправду по ящичкам в секретере принялся шарить, чтоб ожерелье тебе подарить, а напоролся на сандаловый ларец… Ну хорошо, хорошо, я помогу тебе.

— За сколько?

— За так. У Вышеславских взяла фонарик?

— Ага.

Сильный концентрированный луч сквозь толщу воды нащупал тускло-алое пятно на дне.

— Футляр. Закопать он не успел бы — ты ждала, — а в клумбе белых цветов яркий предмет бросался бы в глаза.

— Как он все рассчитал!

— Наследственный разум. Помнишь, он сказал учителю: там, на лужайке, разгадка.

— Саша хотел достать и сбежать?

— В принципе это несложно, колодец неглубок, тыщу лет не чистили… Однако коса подвернулась, блеснуло в траве острие. — Иван Павлович скинул кроссовки, начал стягивать носки. — Сейчас вручу тебе этот соблазн — и катись на все четыре стороны.

Снисходительное презрение в его голосе заставило Анну воскликнуть:

— Погодите!

— Что? — Он встрепенулся.

— Его дочка соблазнила или наоборот?

— Если исходить из библейского текста (который вдруг полюбил ученый) — она, Джоконда. Потом ужаснулась и захотела умереть.

— Умереть?

— А почему они все погибли безмолвно — жертвы добровольные. Уж она-то знала своего отца… знала, что с таким огнем играть опасно.

— Значит, вся их семья — сумасшедшие?

Он ответил странно, туманно:

— Старик не читал Новый Завет.

— Да может, читал?

— Ну, не воспринимай буквально. Может, и читал, да не почитал. Он жил тут в аду… и ушел в ад, и увлек за собой ребенка. Вот ведь парадокс! — Математик усмехнулся. — Отца отпели по-христиански, а сына нельзя. Надо в этом разобраться.

— А как?

— Ну, для начала изучить Евангелие. Может быть, еще не поздно, как ты думаешь?.. Ладно, хватит об этом. Они все мертвы, а тебе необходим их футлярчик. — Он всмотрелся в ее лицо, на котором совершенно по-детски отражалась душевная борьба. — Да я понимаю, женщины с ума сходят по драгоценностям.

Она достала из кармана пышной своей юбочки жемчужное ожерелье и бросила в старый сруб.

— Вот как я с ума схожу по драгоценностям!

— Порыв безрассудный, но царственный. Надолго ли его хватит… Ведь пожалеешь.

— Уже жалею, — отрубила она угрюмо.

— Коли так…

— Не надо. Это вымороченное имущество. И что вас принесло… Нет, больше меня в вашу тайную Вечеру не заманишь.

— Давай отвезу в Москву?

— Обойдусь электричкой. Ведь меня уже никто не подстерегает в кустах.

И сразу на ум пришла детская сказка: невеста в белом прячется в зарослях, и подстерегает ее чудовище. И «вышел месяц из тумана…» «Месяц — сын луны?» Все умерли, все кончено, однако смерть смотрит из сада, и аленький цветочек — папоротник в крови — будет мучить всю жизнь тайной трансцендентной (тайной конца рая, заката человеческого детства).

В прозрачной тьме Иван Павлович поднес руку к лицу, посмотрел на часы и засмеялся:

— Ты опоздала. Следующая электричка будет через полтора часа.

— Есть в пол-одиннадцатого. Вы тогда соврали. — Ей было обидно и жалко себя до слез.

— Ты плачешь?

— И Саша врал и врал.

Он сказал тихо:

— Отблеск сада иль ада, лик прекрасный, а порой ужасный принимает на земле любовь.

— Это стихи?

— Это я вдруг заговорил стихами, дитя мое.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.