Смерть смотрит из сада - [62]

— Ну как же, новенькую, свеженькую…

— Да, посвежее. Я дал понять ей, как она мне нравится, а Анна вдруг спросила: «Какие новые улики обнаружил следователь в кабинете?» — «Палец на окровавленных бумажках», — ответил я.

— Вы полагаете, — вмешался Ненароков, — юноша так испугался этой улики, что руки на себя наложил?

— Нет, он понял, что эти двое спелись! — наконец-то проявила женскую смекалку Юлия — и слепая убежденность, что все мужчины у ее ног, дала трещину.

Учитель кивнул.

— Значит, последняя опора его рухнула. Как страшно он сказал: «Смерть смотрит из сада. Там разгадка». — «Где?» — «Там, на лужайке». — «Разгадка? Разгадка чего?» — «Мертвого пальца». Теперь я понимаю — он намекнул; именно там, возле колодца, Вышеславский убил дочь.

В наступившей паузе математик произнес задумчиво:

— Саша открыл колодец перед самоубийством. Это что — какой-то знак?

— Но извините! — заговорил журналист. — У человека с пронзенным навылет горлом хватило сил выдернуть острие?

— Это дело рук Тимоши, разумеется. Он трясется над своей косой. У него-то сил хватило… А когда фонтаном хлынула кровь, испугался и бросился к себе на сеновал.

— Но я не понимаю! — удивилась Юлия. — Все эти штучки — бритва, обрубок, футляр с драгоценностями — Саша на себе, что ль, носил?

Ответила Анна:

— Нас обыскали в ночь убийства дедушки. И дом обыскали.

— А сад? — заинтересовался Кривошеин.

— Так… поверхностно. Палец был слегка запачкан землей. — Анна посмотрела на математика. — Он вылил остатки воды на клумбу.

Иван Павлович кивнул.

— По логике вещей, у него не было другой возможности избавиться от улик.

— То-то он Софью Юрьевну от клумбы все отвлекал в дом.

— Вы хотите сказать… — недоверчиво начал Кривошеин, — что вон в тех цветочках целое состояние?

Иван Павлович пожал плечами, а киношника словно ветерком сдуло; журналист (с усмешечкой: «Требуется подстраховать!») вышел за ним; математик наблюдал в раскрытую дверь; оба вернулись вскоре с пустыми руками, измяв, изломав табак и садовые ромашки.

— Если вскопать… — сказал Антон Павлович. — Но земля вроде нетронута.

— Органы докопаются, — заключил математик. — Это вымороченное имущество пойдет в казну.

— Да ну? — Великан прищурился. — Вы с этой девицей давно обо всем догадались.

— О чем?

— Обо всем! И где теперь этот футлярчик…

Анна перебила:

— И все-таки я не могу поверить, что он покушался на мою жизнь. И на вашу, Иван Павлович.

— Девочка, часы были только у него.

Журналист подхватил:

— Саша заметил, взглянув на запястье (кстати, мы не спрашивали, да, Юль?): «Уже пять минут одиннадцатого». Ну, я поспешил на станцию, а электричка по расписанию не подошла.

Анна внимательно слушала.

— Так почему же, Иван Павлович, вы сказали мне (сразу после нападения), что следующая электричка на Москву будет через полтора часа?

Математик рассмеялся, но как-то невесело; чуть выпуклые светлые глаза его блестели, а ядерщица бросила, беря реванш:

— Потому что он бабник. За это его Саша чуть не зарезал.

Анна заговорила медленно:

— Когда мы нашли в кабинете тот обрубок на Библии, я уговаривала Сашу переехать ко мне в Москву, ну хоть обратиться к Ивану Павловичу. Саша сказал: «Он — последний, к кому я обратился бы». Знаете, что я тогда подумала?

— Догадываюсь.

— Я подумала: «Уж не подозревает ли Саша в соседе своего отца?»

Все, затаив дыхание, созерцали… нет, участвовали в этой сцене. Великан не выдержал, прохрипев:

— Своими гнусными происками вы разрушили мою семейную жизнь!

А журналист заметил лукаво:

— Иван Павлович совратил Софью Юрьевну? — Чем слегка разрядил взрывоопасную атмосферу.

— Это последняя тайна, — заговорил математик хладнокровно, — которую я разгадал только сегодня, после разговора с Кривошеиными…

— Оставьте свои грязные…

— Помолчите, Антон Павлович. Возмездие действительно началось с желания славы, с книги. Вот отрывок из вашего, Филипп Петрович, интервью с академиком. — Математик достал из кармана блокнот. — «В семьдесят пятом мы работали над проектом «Альфа» в такой спешке, что я не покидал полигона, ни дня не был дома». — «Александр Андреевич, вам впервые изменила память: именно в семьдесят пятом, именно в этом доме мы с вами познакомились — я и Коля». — «Неужели? Вы уверены?» — «На все сто. Вы тогда объявили, что у вас должен родиться внук». — «Ну конечно, в семьдесят пятом в декабре! Как я переживал тогда, а теперь даже благодарен отцу моего ребенка». Сегодня я еще раз прослушал это место и выписал в блокнот.

— Все это известно давным-давно… — начал журналист.

— Погодите. Еще на первом, так сказать, допросе Софья Юрьевна сообщила, что обычно они наведываются в деревню (за исключением дачного сезона) по грибы. И что б мне обратить внимание…

— При чем тут грибы? — рявкнула великанша.

— Вы имели в Вечере разговор с Александром Андреевичем, после чего (29 сентября) перешли работать в его группу, семьдесят пятый год. Обратите внимание, как подчеркнуто он говорит в интервью: «Ни одного дня не был дома». И журналист резонно замечает: «Вам впервые изменила память». Почему, как вы думаете? Саша родился ровно через девять месяцев. — Иван Павлович усмехнулся как-то печально. — Загадка Моны Лизы, таинственной Джоконды.