Смерть швейцара - [68]

Все это ерунда, — она сжала губы в нитку. — Приехала — так нечего идти на попятный. В конце концов, что мне нужно? — задалась она вопросом. — Узнать, как он себя чувствует и насколько опасна его рана. Это ведь так естественно — навестить своего хорошего знакомого, оказавшегося в больнице. Нет, никто, даже самый строгий блюститель нравственности не скажет, что я поступаю дурно. Милосердие и сочувствие не могут, не должны быть истолкованы неверно».

И она снова зашагала вперед, но уже куда веселее. По покрытым снегом аллейкам и дорожкам окружавшего лечебные корпуса парка прогуливались больные в коричневых байковых брюках казенных пижам, торчавших из-под шинелей. Только отдельные личности, которые, судя по всему, или относились к привилегированной касте старших офицеров, или просто имели родственников неподалеку, позволяли себе щеголять в гражданских пальто, куртках и спортивных брюках с зелеными или синими лампасами и оттого имели независимый вид.

«Это потому, — пришла к выводу Ольга, — что они в любой момент могут выйти в город, не опасаясь, что их задержит патруль. И даже посетить пивнушку или ближние ларьки».

Ольга прошла к главному корпусу и повернула стеклянную дверь, с визгом крутанувшуюся на стальной оси. В холодном просторном холле людей почти не было — только у телефонного автомата стояла маленькая очередь из закутанных в байковые халаты парней, терпеливо дожидавшихся возможности потолковать с близкими.

— Могу ли я справиться о здоровье Аристарха Викентьевича Собилло, поступившего к вам с огнестрельным ранением два дня назад? — поинтересовалась Ольга у строгой медсестры в накинутом на халат пальто, сидевшей за окном приемной.

Даже здесь, в огромном мрачном здании госпиталя, Аристарха Собилло уже знали все. И не только знали, но и успели подпасть под его очарование, хотя он находился в ОВГ — по подсчетам Ольги — не более сорока восьми часов. Лицо медсестры мгновенно осветилось улыбкой и сделалось добрее, моложе и красивее.

У Ольги болезненно сжалось сердце. Ну как прикажете любить такого? Ведь при упоминании одного его имени начинали светиться лица женщин, — и только от этого можно было с ума сойти от ревности!

— Так вам к Аристарху Викентьевичу? — спросила медсестра, лучась как начищенный медный котелок. Сейчас узнаю, принимает ли он. Как ваша фамилия?

— Туманцева, — машинально ответила Ольга, прерывая причудливое течение своих мыслей. — Так ему, стало быть, лучше?

— Бегает уже наш Аристарх Викентьевич, — ответила медсестра, снимая со стоящего рядом телефонного аппарата трубку и набирая двузначный номер. — Совсем не хочет лежать, — интимным шепотом добавила она, на секунду закрывая микрофон ладошкой. — Такой баловник!

«Вот-вот, именно. Баловник, — продолжала плести паутину своих путаных размышлений Ольга, пока медсестра о чем-то тихим голосом говорила в трубку. — Побалуется со мной — и бросит. И что такого? Меня ведь уже бросали, так что мне не привыкать. Ну и пусть, зато у меня в жизни будет праздник. Его я буду вспоминать всю жизнь. Должен ведь у человека быть в жизни праздник».

— Аристарх Викентьевич вас ждет, — сообщила медсестра, снова вторгаясь в строй ее мыслей. — Он на третьем этаже, в отдельной палате. Как поднимитесь — сразу налево. Только халатик накиньте.

Ольга приняла из рук медсестры пахнущий дезинфекцией халат и с замирающим сердцем стала подниматься по ступенькам. Хотя лестничные пролеты в госпитале были длинными, а потолки — высокими, ей даже не пришло в голову воспользоваться лифтом. Прежде чем вновь предстать перед сапфировым взглядом Аристарха, ей требовалось справиться со своими эмоциями. Аристарх ждал ее на площадке этажа, так что ей даже не пришлось стучать к нему в палату и на вопрос «Кто там?» мерзким, чуточку заискивающим голосом отвечать: «Это я, Оля Туманцева», — будто вопрошая, не позабыл ли он, случаем, кто она такая.

Аристарх почти не изменился с момента их последней встречи. Его черные волосы по-прежнему были аккуратно уложены и чуть отсвечивали синевой в неярком свете февральского дня, а глаза отливали тем же победительным блеском.

Пожалуй, он лишь чуть побледнел и немного осунулся, пришла к выводу Ольга до того, как отдалась его объятиям. Они оказались не столь крепкими, как ей бы хотелось: правое плечо Аристарха было забинтовано, а рука висела на черной шелковой косынке, придавая Собилло сходство с раненым Дубровским из одноименного фильма. Ощутив у себя на губах его упругие, но одновременно мягкие и нежные губы, Ольга почувствовала такое блаженство, что все тусклые мысли мигом испарились из ее головы.

— Тебе нельзя, у тебя рука, — слабо запротестовала она, но он губами заглушил все ее возражения. Потом, чуть отодвинувшись от нее, будто желая увидеть со стороны, окинул ее пристальным взглядом. Как Ольга ни страшилась этого чуточку отстраненного первого взгляда, она бестрепетно встретила его своими зеленоватыми глазами, которые казалось, говорили: «Вот я, пришла к тебе, чтобы ты меня любил».

Удивительное дело, но Аристарх, по-видимому, понял значение этого взгляда, поскольку обнял Ольгу за плечи здоровой левой рукой и, ни слова не говоря, повел к себе в палату. Когда за ними закрылась дверь и они оказались наедине, этот бессловный, установившийся между ними союз был снова скреплен поцелуем — на этот раз куда более откровенным и страстным. Пробуя своими губами его губы на вкус, Ольга протяжно застонала, — до того ее вдруг пронзило желание физической близости с Аристархом.