Смерть секретарши - [130]
Никто, кроме Евгеньева, даже смутно не догадывался, какое это все могло иметь отношение к усопшей. Энергично обняв за плечи Нищего Еврея, Евгеньев отвел его в сторону и стал успокаивать его (успокаивая в то же время и самого себя), объясняя, что Рита вовсе не хотела ребенка и не хотела трудностей, потому что она, в конце концов, была довольна своей жизнью и вовсе не намерена была терпеть семейный ад, уж он-то, Евгеньев, знал ее немножко…
В это время красноносые стали вбивать гвозди в крышку гроба, и, услышав этот стук, Залбер неожиданным броском преодолел расстояние до могилы и снова затеял невероятный гвалт. Тогда пришлось вмешаться шефу (это был незаменимый человек на похоронах любого масштаба), который воззвал к партийному мужеству Залбера.
— Товарищ Залбер, — сказал Капитоныч. — Если бы выставили в музее плачущего большевика… Ведь мы же все-таки коммунисты. Вспомните Меерсона…
— Залмансона, — подсказал изумленный Евгеньев.
— Да, вспомните пример товарища Залмансона.
Как ни странно, Залбер успокоился и собственноручно бросил на Ритин гроб первый слипшийся ком глины.
Потом все участники похорон ушли, оставив Залбера на Ритиной могиле. Молча покинув обиталище мертвых, они растерянно столпились у кладбищенских ворот.
— Поехали ко мне. Надо помянуть Риту, — сказал Гена. — Нина и Лариса там уже все приготовили…
— У нас митинг, товарищи, посвященный агрессии, — неуверенно сказал шеф. — В три часа. Я обещал, что мы будем.
Шеф насупился и отошел к своей машине, где его ждал Валера, всем своим видом выражавший неудовольствие таким оборотом дела.
— Хуй с ним, с митингом, — сказал Коля. — И хуй с ней, с агрессией. У нас поминки.
— Вот вы и скажите об этом Владимиру Капитонычу, — сказал заплаканный старик Болотин, он же старик Ефросиньев. Он проревел сегодня все утро, оплакивая Риту и оплакивая себя, который был уже не жилец, и удивляясь тому, как же она, эта молоденькая девочка, которой он так доверял, умерла раньше него, у которого уже был на Востряковское кладбище сезонный билет (а сезон подходил к концу, и от старого Болотина оставалось все меньше живого тела).
Но когда Коля направился к Капитонычу, Болотин вдруг потянул его назад слабой рукой и сказал:
— Я все скажу сам, потому что мне уже все равно, кому и что говорить. Я скажу, хотя, конечно, я не смогу сказать так красиво, как вы сказали: вы настоящий Высоцкий.
Болотин, волоча ноги и шаркая по асфальту, подошел к шефу и сказал:
— Вы будете удивляться, Владимир Капитоныч, но я по поручению коллектива, и мы хотели сказать, что теперь, когда у нас умерла эта милая девочка… — Болотин остановился и долго сморкался в платок. — Так вот, мы хотели сказать, что Бог с ней, с агрессией, но есть такой русский обычай — помянуть хорошего человека, и хотя мне уже, к сожалению, совсем нельзя пить…
— Все понимаю, Григрьсеменыч, — сказал шеф. — Но я обещал парторгу, что наши будут…
Болотин обернулся, оглядел сотрудников, потом заговорщицки шепнул шефу:
— Пошли товарища Валевского, он там скажет им пару ласковых слов про мировой сионизм…
— Что ж, это, пожалуй, идея, — сказал шеф и повернулся к шоферу. — Валерий, отвезешь Валевского в Дом печати и приедешь сразу к Геннадию на квартиру. Понял? Без тебя мы не начнем. Да ты успеешь. Пока мы на автобусе доберемся…
Переговорив с Валевским, шеф стал пыхтя взбираться в демократический автобус.
И снова потянулись по сторонам микрорайоны, длинные ряды одинаковых желтых и серых, со следами досрочного распада, панельных домов, время от времени оживляемые гигантскими кумачовыми панно с надписями о насущных задачах борьбы за мир и повышения качества продукции. У закрытых на обеденный перерыв продмагов женщины, не дожидаясь повышения качества продукции, выстраивались в унылые очереди за той, которая еще оставалась в наличии.
И снова этот рожденный человеколюбием пейзаж был словно рассчитан на то, чтобы умерить в глазах проезжающих чрезмерную ценность этой жизни и примирить их с тем, что один из попутчиков покинул досрочно эту грустную юдоль крупнопанельного строительства, что и им тоже когда-нибудь предстоит…
Наконец они добрались до Орехова-Борисова, и Гена по каким-то ему одному известным предметам (может, просто по названиям улиц) узнал свой дом и велел шоферу остановиться.
Нина с Ларисой встретили их и сказали, что уже накрыто на стол. В натуральном свете дня новая Генина квартира выглядела вовсе уж голой и неприглядной, да и стол был, конечно, не тот, что в прошлый раз, может, потому, что его (все сразу это отметили) не коснулась умелая Ритина ручка: кучей стояли многочисленные бутылки водки, крупными ломтями были нарезаны неприглядная колбаса, плавленые сырки и хлеб… Слава Богу, хоть дымилось посреди стола блюдо вареной картошки (это была Нинина идея, которая имела большой успех).
После панихидных и кладбищенских мытарств, после долгой езды и осеннего холода все дружно налили водки в стаканы и так же дружно выпили за помин Ритиной души. А потом сразу налили по второй. Они взяли очень высокий темп, так что к приезду Валеры все были уже сильно выпивши — нельзя даже сказать навеселе, потому что с каждой рюмкой становилось не веселее, а, наоборот, все грустнее и грустнее, и каждому вспоминалось все то доброе, что ему сделала Рита, — у каждого нашлось что-нибудь такое, ведь добрая она была девочка и любила помогать людям.
Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.
«Вы знаете, что такое любовь? Настоящая любовь? Любили ли вы так неистово, что готовы были шагнуть в пламя преисподней? Я – да». С этих слов начинается знаменитая киноповесть, посвященная итальянскому художнику Амедео Модильяни. Так начиналась история мимолетной и трагической любви двух гениев начала века: Анны Ахматовой и Амедео Модильяни. Что общего у русской поэтессы и итальянского художника? Сама Анна Андреевна писала об этом романе так: «…все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его – очень короткой, моей – очень длинной». Автор этой книги – Борис Михайлович Носик – первые десятилетия жизни провел в России, но вот уже много лет предпочитает жить во Франции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю, который раскроет эту книгу, предстоит познакомиться с воистину замечательным сыном XX века.Доктор философии и приват-доцент теологии одного из старейших европейских университетов, музыкант-органист, видный музыковед и органный мастер в пору творческого расцвета и взлета своей известности сразу в нескольких гуманитарных сферах вдруг поступил учиться на врача, чтобы потом уехать в глухие дебри Центральной Африки и там на протяжении пол-столетия строить больничные корпуса на свои с трудом заработанные деньги, без вознаграждения и без отдыха лечить прокаженных, врачевать язвы, принимать роды.И при этом он не оставил музыку, не бросил философию, а, напротив, поднялся и в той и в другой области доеще более высокого уровня.
Серебряный век русской литературы стал глотком свободы накануне удушья. Предлагаемая книга представляет собой женский портрет эпохи. Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость – всеми этими качествами обладали роковые и свободные амазонки начала века. Их вы встретите на страницах этой книги – Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер, Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они создавали великие стихи и вдохновляли гениальных поэтов.
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
Герой романа, «странный рыцарь» Анри де Вентадорн, проходит на наших глазах путь от наемника, которому папа Иннокентий III поручает найти и похитить Священную книгу богомилов, — до Главного Хранителя этой Книги, во имя истины избирающего смерть на костре Инквизиции. «Книга была искрой, воспламеняющей костры, — и на кострах этих сгорали люди, несшие свет. Но они сами выбрали свой путь».Из необычного сочетания авантюрности и жертвенности рождается особая притягательность образа главного героя.
Грустные и смешные повести о людях, которые в России были евреями, а в Израиле стали считаться русскими.
Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.
Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.
Кайлу повезло во всем: с родителями, с друзьями и даже с родным городом. Трава тут выше, чем везде, кузнечики - больше, краски - ярче, солнце - теплее, а тишина - звенит. Правда, рядом - всего-то ручей перейти - находится лес, а в лесу - Институт... Но это совсем другая история, из которой Кайлу с друзьями остались лишь обрывки детских страшилок. Книга собрана пользователем vlad433 ([email protected]) специально для flibusta.is, приятного чтения :)