Смерть секретарши - [131]
Гена сегодня проникся особым доверием к обозревателю Евгеньеву, который больше других знал о Ритиной жизни и как-никак был ее муж, а потом ее друг. Он очень убедительно объяснил Гене, отчего все же Рита не хотела ребенка, просто не готова была к этому, хотела еще пожить на воле, а Гена стал рассказывать Евгеньеву, как он наконец решил, что позвонит ей в пятницу и все скажет, и как ему труднее всего было решиться насчет ребенка, потому что неизвестно же чей, но потом все же решил — решил, что все равно это Ритин, а значит, будет и его ребенок, главное ведь, чтобы с первого дня…
— Правильно решил! — горячо поддержал Гену Евгеньев, как будто решение это значило теперь что-нибудь или оно кому-нибудь на свете могло пригодиться. — Правильно решил, потому что я тебе скажу откровенно, я своего отца не знал…
Они говорили с глазу на глаз в уголке дивана, но Евгеньев был пьян и говорил очень громко, так что многие стали прислушиваться, но Евгеньеву было сейчас на это наплевать, а может, и на все наплевать.
— Кто же его знал? — сказал Гена. — Я тоже отца не знал.
— Так вот, я не знал своего отца, — настойчиво повторил Евгеньев, не слыша Гену и не слыша своего собственного голоса, до краев налитого слезами и водкой. — Мать моя вышла снова замуж, когда я был маленький. Вышла, извини за выражение, за еврея. Тихий терапевт, доктор Кац, чем он ее взял — Валевский один знает чем. Он так меня любил, что не хотел для меня в жизни лишней мороки. Поэтому он не записал меня на свое имя, папа Кац. Он решил, что если уж мне давать другую фамилию, то надо дать и хорошее происхождение: он отыскал для меня какого-то комиссара Евгеньева, героя гражданской войны, давным-давно покойника, еще до большой чистки. Вот его он и записал мне в отцы, чтобы мне было легче в этой жизни; а кто на самом деле был отец, я так никогда и не спрашивал, потому что историю эту я узнал от него потом, когда матери не стало, — вот так он от себя отрекся из-за отцовской любви. Благородный поступок, да? Но хороший или плохой, я не знаю. Честно сказать, не знаю. Конечно, если б он записал меня Кацем, то я не поступил бы в МИМО, не ездил бы за границу, жил бы на свои сто пятьдесят или двести пятьдесят, но вокруг меня были бы другие люди, другие лица, которые тоже не ездили бы за границу, как и я… И может, я не женился бы так часто…
— Нет, нет, — сказал Гена. — От этого не уйдешь. Ни от чего не уйдешь. Это судьба. А что случилось — это моя вина. Мне с ней жить, с этой виной…
— Интересная, прямо скажем, история, — сказал Юра Чухин и чокнулся с шофером Валерой. Потом пьяно облобызал Ларису. А Евгеньев с Геной выпили еще по одной, на брудершафт. За столом царила атмосфера братской любви. Рита сблизила их всех, этих неполноценных мужчин, которых она пожалела однажды или не единожды, одарила чем могла, что имела, а потом вдруг, не спросясь, так нелепо и неправдоподобно, на полуслове оборвала свою жизнь…
— Выпьем, Геннаша, — сказал Валерий.
— Это у тебя долго не пройдет, Гена, — мямлил Евгеньев. — У всех нас не пройдет, у кого хоть чуть-чуть есть совесть…
— Вот почему я и сказал, — встрепенулся Владимир Капитоныч. — Почему я так и сказал насчет Ритиной партийности и совести. Потому что партия есть ум, честь и совесть нашей эпохи. Вы улавливаете связь? — Он замолчал и долго морщил лоб, точно пытаясь уловить связь. Очки его запотели.
Незапертая входная дверь отворилась без звонка, кто-то там долго возился в коридоре, шмыгая носом, и Валера сказал:
— Нинка, иди встречай мужа.
— Сам придет, — беспечно сказала Нина.
Валевский вошел разгоряченный ходьбой, все еще возбужденный успехом своей речи на митинге протеста. Он бодро выпил за покойницу и, едва дождавшись вопроса от шефа, стал с увлечением пересказывать эту речь. Он дал понять собравшимся, что от самого распятия Христа и зарождения крупного монополистического капитала до варварской бомбардировки Бейрута и кровавого надругательства над мирным палестинским населением — все это было делом тех же неутомимых, волосатых и алчных рук. Везде была видна их рука, все было делом их рук — и Пентагон, и нынешний терроризм, и Вторая мировая война, и Освенцим, и подготовка третьей войны, и колониальная политика США.
— Браво! — сказал Юра Чухин. — Лучше бы сам Евгеньич не сляпал.
Никто не разделил энтузиазма Чухина. Возбужденный и боевитый рассказ Валевского прозвучал диссонансом к нынешним пьяно-умиленным воспоминаниям, к бессвязному разговору за столом, разнеженному всепрощением и скрепленному темой объединяющей Ритиной любви. Валевский не попал в жилу, потому что не успел опьянеть, потому что ворвался с холода и не успел понять застольного настроения сослуживцев, потому что он был возбужден своей речью, напоен привычной ненавистью и слушал сейчас только себя.
— Ну что мы все о работе… — примиряющее сказала Лариса, сквозь пелену хмеля почуяв промах Валевского.
— Знаете, в чем сила вашей теории? — сказал вдруг Валевскому обозреватель.
— В чем же? — задорно вскинулся Валевский.
— В том, что никто — ни старик Ефросиньич, ни я, ни Гена… Никто не начистит вам ебальник. Лично я уже не могу встать.
Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.
«Вы знаете, что такое любовь? Настоящая любовь? Любили ли вы так неистово, что готовы были шагнуть в пламя преисподней? Я – да». С этих слов начинается знаменитая киноповесть, посвященная итальянскому художнику Амедео Модильяни. Так начиналась история мимолетной и трагической любви двух гениев начала века: Анны Ахматовой и Амедео Модильяни. Что общего у русской поэтессы и итальянского художника? Сама Анна Андреевна писала об этом романе так: «…все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его – очень короткой, моей – очень длинной». Автор этой книги – Борис Михайлович Носик – первые десятилетия жизни провел в России, но вот уже много лет предпочитает жить во Франции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю, который раскроет эту книгу, предстоит познакомиться с воистину замечательным сыном XX века.Доктор философии и приват-доцент теологии одного из старейших европейских университетов, музыкант-органист, видный музыковед и органный мастер в пору творческого расцвета и взлета своей известности сразу в нескольких гуманитарных сферах вдруг поступил учиться на врача, чтобы потом уехать в глухие дебри Центральной Африки и там на протяжении пол-столетия строить больничные корпуса на свои с трудом заработанные деньги, без вознаграждения и без отдыха лечить прокаженных, врачевать язвы, принимать роды.И при этом он не оставил музыку, не бросил философию, а, напротив, поднялся и в той и в другой области доеще более высокого уровня.
Книга «Мир и дар Владимира Набокова» является первой русской биографией писателя.
Серебряный век русской литературы стал глотком свободы накануне удушья. Предлагаемая книга представляет собой женский портрет эпохи. Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость – всеми этими качествами обладали роковые и свободные амазонки начала века. Их вы встретите на страницах этой книги – Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер, Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они создавали великие стихи и вдохновляли гениальных поэтов.
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
Герой романа, «странный рыцарь» Анри де Вентадорн, проходит на наших глазах путь от наемника, которому папа Иннокентий III поручает найти и похитить Священную книгу богомилов, — до Главного Хранителя этой Книги, во имя истины избирающего смерть на костре Инквизиции. «Книга была искрой, воспламеняющей костры, — и на кострах этих сгорали люди, несшие свет. Но они сами выбрали свой путь».Из необычного сочетания авантюрности и жертвенности рождается особая притягательность образа главного героя.
Грустные и смешные повести о людях, которые в России были евреями, а в Израиле стали считаться русскими.
Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.
Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.
Кайлу повезло во всем: с родителями, с друзьями и даже с родным городом. Трава тут выше, чем везде, кузнечики - больше, краски - ярче, солнце - теплее, а тишина - звенит. Правда, рядом - всего-то ручей перейти - находится лес, а в лесу - Институт... Но это совсем другая история, из которой Кайлу с друзьями остались лишь обрывки детских страшилок. Книга собрана пользователем vlad433 ([email protected]) специально для flibusta.is, приятного чтения :)