Смерть с отсрочкой - [21]

В семь лет Сидней Стармен стал приходящим учеником незначительной частной начальной школы-интерната в Норвиче. И без того одинокий мальчик, которого увезли из поместья, очутился в компании сыновей преуспевающих родителей из среднего класса и провел в полной изоляции первые школьные годы, как привидение, — бесчувственные и равнодушные его не видели, тем же, кто замечал его присутствие, он казался явившимся из другого места и времени. Дома Сидней проводил время в отцовском сарае, делая силки и прочие приспособления, расставлял их в лесу, ловя кроликов, зайцев, лис, ласок, порой даже оленей. Отца, профессионального егеря, любителя прагматичной охоты с капканами, встревожила бы хладнокровная изобретательность придуманных сыном ловушек.

В 1929 году Сидней перешел в старшие классы, где по-прежнему не получал ни малейшей известности. Вежливый, непритязательный, он не занимался игровыми видами спорта, не имел настоящих друзей. Его редко звали на дни рождения, и сам он, несмотря на настояния матери, не приглашал домой ни одного мальчика. По вечерам и в выходные бродил по лесу, вооруженный теперь одноствольным браконьерским ружьем 410-го калибра, и, обмолвившись об этом в школе, привлек к себе внимание одноногого капитана Паркера, преподавателя каллиграфии и стрельбы. Деревенский мальчишка оказался прирожденным снайпером, но природный талант доставлял ему мало радости. К тринадцати годам он был признан довольно талантливым рисовальщиком, хотя оценки прочих школьных достижений скатились с посредственных до неудовлетворительных, и, несмотря на умение оставаться невидимым, его отсутствие в классе отмечалось все чаще. Вызванная в школу мать ошеломила присутствующих, присев в реверансе перед учителем и называя привратника «сэром». Когда Сиднея стали расспрашивать насчет прогулов, он ответил, что почти все время проводит в соборе — просто сидит и думает. Директор, жирный елейный мужчина, который облизывал губы перед каждым предсказуемым афоризмом, сурово заявил, что думать традиционно принято в школе.

— Только не про ублюдков, убивших моего отца, — ответил паренек.

После этой встречи была достигнута молчаливая договоренность, что Сидней по возможности будет по-прежнему посещать школу, пока «Агню и Рикер» оплачивают обучение, а дальнейшее решение будет принято по результатам экзаменов на аттестат об общем образовании, до которых он так и не дотянул.

Виновных в убийстве ублюдков редко обсуждали в «Черной лошади» — захудалой пивной в бедном квартале Касл-Хилл. Однорукие, одноногие, ко всему равнодушные ветераны Норфолкского полка, день за днем прожигавшие жизнь в табачном дыму под низким желтым потолком, больше интересовались жертвами, чем преступниками. Сам хозяин служил в «новой армии», приписанный в 1918 году к 8-му батальону, и был убит в том же самом сражении, за которое Билл Стармен получил Военную медаль. Возможно, именно поэтому вдова позволяла Сиднею подолгу сидеть в пабе, чутко прислушиваясь к любой ерунде, вылетавшей из уст завсегдатаев. Он начал приносить пользу — собирал стаканы, исполнял мелкие поручения, скручивал самокрутки безруким, — хотя докучал старым солдатам бесконечными расспросами.

12 ноября 1932 года, на следующий день после Дня перемирия, Сидней ушел из школы. Ему было всего четырнадцать, и мать пришла в отчаяние. Договорилась о встрече с его светлостью в большом доме, веря, что он сумеет повлиять на сына и поддержит ее уговоры вернуться к учебе. Но жестоко ошиблась. Резерфорд никогда не разделял сентиментальных чувств покойной жены и злился на ее вмешательство в дела работников поместья. Она с нелепой щедростью не только расточала деньги и собственность на благотворительность, но и затмевала его собственные распоряжения, соответственно, точно и справедливо отмеренные. Он искренне радовался, что из одиннадцати человек, ушедших на войну из поместья, погибли только три и лишь один из них был женат. Егерь был хорошим человеком, но обучение его сына в частной школе свидетельствовало о безумии, зародившемся в разбитом сердце и обуявшем разум миледи. Она увлеклась спиритизмом с ревностью неофита, вызывая скорбь и смятение на светских приемах, когда с лихорадочным блеском в глазах пересказывала свои беседы с погибшими сыновьями. В те дни кругом царило безумие, чему служил подтверждением пример с парнишкой Старменом. Работники и служащие жаловались, что он в любой час дня и ночи тайком шастает по усадьбе с заряженным ружьем, увешанный тушками, как проклятый чироки. Раннее исключение из подобающего социального контекста только усугубило его отчужденность, а теперь мать просит продлить срок изгнания. У Резерфорда имелось гораздо более практичное предложение, и в следующий понедельник с половины седьмого утра Сидней Стармен стал подручным старшего егеря Эрни Уоррена.

Работники поместья не питали особой симпатии к Сиднею, а Уоррен, сильно потерпевший при Билле Стармене от своей лености и нечестности, особенно старался приперчить традиционное унижение, переживаемое подручными, щепоткой личного яда. Его собственные сыновья, оба старше Сиднея, работавшие в поле, в меру своих возможностей омрачали его жизнь. Наименее оскорбительное прозвище Седрик было дано ему в честь маленького лорда Фаунтлероя.