Смерть ростовщика - [53]
Но в тот день он не остался, против своего обыкновения, в кругу тех, кто после молитвы совершал обряд чтения религиозных стихов поэта мавланы Руми. Не успел имам закончить намаз, как ростовщик торопливо вышел из мечети и поспешил к зданию Государственного банка, которое находилось в бухарском пассаже. Банк был по-прежнему закрыт.
Сев на лежавший у дверей кусок мрамора, служивший скамьей, он стал ждать прибытия из Кагана управляющего. Он хотел услышать от управляющего надежные сведения и пожаловаться на неблагодарного клеветника-переводчика, который вчера так открыто обнаружил свою вражду к великому императору.
Было уже восемь часов, но управляющий банком все не приезжал из Кагана. В девять часов о нем по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Не являлись и другие служащие. От нетерпения сердце Кори Ишкамбы громко стучало. Ему казалось, что грудь вот-вот лопнет и через дыру вылезут и сердце, и легкие.
Уже десять часов... одиннадцать... а из Кагана никто не едет. Теперь Кори Ишкамба думал:
«Хорошо — пришел бы тот переводчик, хоть он и приносит всегда дурные вести. Пусть ложные сведения, пусть будут они сообщены из озорства — все равно, он скажет хоть что-нибудь. Моя судьба решится в ту или другую сторону. Чем медленно сгорать, дымя и тлея, как мелкая солома, лучше уж вспыхнуть ярким пламенем, сгореть сразу!!!»
Но и переводчик не шел...
Сердце Кори Ишкамбы билось неровно, с перебоями. То его почти не было слышно, так что казалось, будто оно совсем останавливается, то начинало колотиться так, что Кори Ишкамба слышал его стук...
Дыхание Кори Ишкамбы становилось все затрудненнее; иногда он не мог вздохнуть; ему становилось так душно, что он готов был лечь на землю. Желая облегчить свое состояние, он встал с места, но голова у него закружилась, в глазах потемнело. Он пошатнулся и чуть не упал. Опершись о стену, он выпрямился и с трудом сделал два-три глубоких вздоха. Стало немного легче.
Несколько придя в себя и отдышавшись, он вытащил из-за пазухи часы и, открыв крышку, увидел, что стрелки подходят к двенадцати. Он не поверил, вернее, не хотел верить, что уже так поздно.
«Вероятно, мои часы спешат», — подумал он, успокаивая сам себя. Желая подкрепить эту надежду, он спросил у прохожего:
— Сколько времени?
Прохожий, не останавливаясь, вынул из внутреннего кармана часы, взглянул и подтвердил:
— Двенадцать!
«Может быть, — стал говорить ростовщик себе, — ничего страшного и не случилось! Просто управляющий банком заболел или его лошадь сломала ногу, или испортилось что-нибудь в его коляске, и поэтому он сегодня не приехал или опоздал... Уже подходит время полуденной молитвы и чтения заупокойных в мечети Диван-беги. Что пользы от того, что я стою здесь? Это не принесет ничего, кроме убытка, только я не попаду на похороны и останусь без лоскутка материи, который смогу получить там. Достаточно и того, что сегодня из-за напрасного ожидания потерян плов жильца одной из моих келий. Разумнее всего, не теряя времени, идти в мечеть Диван-беги».
С этими мыслями Кори Ишкамба, свернув с асфальтированных тротуаров пассажа, направился к хаузу Диван-беги. Однако, пройдя два-три шага, он остановился, подумав:
«Лучше мне пойти по главной базарной улице, ведь там я смогу издали заметить едущих из Кагана. Вдруг я все же встречу управляющего или служащих банка и узнаю какие-нибудь утешительные новости».
Воодушевившись этой надеждой, он свернул вправо, спустился на нижнюю базарную улицу и пошел на восток. Он шел медленно, стараясь разглядеть тех, кто, двигался ему навстречу со стороны Кагана.
Дорога была запружена лошадьми, ослами, арбами, колясками и пешеходами. Но не было видно длинного рессорного экипажа, запряженного тройкой лошадей, на котором служащие банка, в сопровождении вооруженной охраны, возили мешки с деньгами. Не видел Кори Ишкамба и крытой парной коляски управляющего банком.
Он дошел до аптеки, что была напротив юго-западного входа в мечеть Диван-беги. Там он на мгновение остановился и снова окинул внимательным взглядом дорогу из Кагана. Нет, тех, кого он искал, по-прежнему не было...
Крытые ряды кончались, и отсюда начиналась страшно грязная после недавнего дождя улица. Все же Кори Ишкамба решил не вступать под своды мечети. Он не терял надежды увидеть желанную коляску и потому пошел дальше. При каждом шаге нога тонула чуть не до колена, а когда он поднимал ее, чтобы сделать следующий шаг, снималась кожаная калоша, и приходилось ее искать в густой грязи.
Пыхтя и задыхаясь, он пробирался таким образом по улице. На него летели со всех сторон шлепки грязи от копыт лошадей и колес арб. Так он добрался до торговых рядов, которые прилегали к восточному берегу хауза Диван-беги.
Кори Ишкамба остановился недалеко от базара, где торговали свежим клевером, и снова внимательно осмотрел всю, хорошо видную отсюда, улицу. Те, кого он ждал, не ехали.
Уже входя на площадку, он бросил последний взгляд в сторону базара и не поверил своим глазам: вдали он увидел длинную четырехколесную повожу, которая застряла между арбами, скопившимися на дороге. Кори Ишкамба протер глаза рукавом халата и еще раз внимательно посмотрел туда: зрение его не обманывало, сомнений не было — у базара действительно стояла длинная повозка на четырех колесах, ничем не отличающаяся от хорошо знакомого ему экипажа — того самого, на котором банковские служащие возили из Кагана деньги.
В романе «Рабы» С. Айни широко и на конкретном материале раскрывает жизнь народов Средней Азии до революции и после нее.Безрадостна и темна жизнь угнетенного, а жизнь рабов и женщин — ужасна. Недаром Некадам, герой романа, сравнивает свою жизнь с положением птицы, попавшей к змее.Но всему приходит конец. Приходит конец и безраздельному господству баев и мулл, народ с оружием в руках борется за равноправную, счастливую жизнь. Бывшие рабы берут власть в свои руки и начинают строить новое общество.Вступительная статья М.
Повесть «Бухарские палачи» Садриддин Айни начал в 1920 году, в августе, накануне бухарской революции. Повесть была закончена в ноябре и сдана в Госиздат Бухарской Народной Советской Республики. Однако она не была напечатана, позже автора уведомили, что рукопись утеряна. Впервые повесть «Бухарские палачи» напечатали в журнале «Инкилоб», в сокращенном виде (на узбекском языке) в 1922 году, и только в 1936 году это произведение опубликовано полностью (на таджикском языке).Текст воспроизведен по изданию: Айни, Садриддин.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.