Смерть приходит в Пемберли. Невинная кровь - [199]

– Вайолет намного моложе меня, – сказал мужчина, точно их мысли текли в одном направлении. – Если решит завести малыша, я помогу его вырастить. Вместе мы горы свернем. – Он повернулся к девушке. – У тебя возникало когда-нибудь чувство, будто бы твое счастье – незаслуженное? На первом нашем свидании, когда ты встретила нас в саду, я бессовестно использовал ее слепоту, чтобы развеять свое одиночество безо всякого риска быть узнанным после.

Ох уж этот первозданный страх, недоверие к чистой радости. Один постучит по дереву, другой скрестит пальцы, третий зажжет свечу: «Пожалуйста, Бог, только подольше не замечай, что мне хорошо».

«Можно подумать, я сама не употребила встречу с матерью в собственных целях, чтобы отомстить приемному отцу. Все мы друг друга используем. С чего ты возомнил, что способен быть лучше прочих?» – мысленно возразила Филиппа.

Вслух же произнесла:

– Пора бы тебе добрее к себе относиться. Прими дар судьбы как есть и не ломай голову. Забудь обо мне и матери. Дело прошлое.

– А если Вайолет обо всем догадается? Проступок извинить нелегко, но еще труднее простить обман.

– Ей нечего прощать. Горло-то было чужое. Разве ты до сих пор не понял? Люди без особых усилий переносят зло, нанесенное кому-нибудь другому. Да и как она узнает? Я тебя не выдам. Не волнуйся.

– Но ты же творческий человек. Можешь однажды проговориться на страницах книги…

Филиппа готова была расхохотаться. Так вот что не давало ему покоя! Бедняга, должно быть, шагал в библиотеку с подгибающимися коленями. Любопытно, что он ожидал прочесть? Зловещий готический роман с самим собою в роли эдакой патетической эвмениды?[63] А получил диссертацию, посвященную возможностям творческого воображения!

Она улыбнулась:

– Некоторые художники описывают лишь собственный опыт. Я не из их числа. Мы, конечно, используем друг друга так или иначе, но мои методы более тонкие.

С опаской, точно ступая по льду, мужчина спросил:

– Здесь кто-нибудь знает о твоей матери? Ты же назвалась фамилией Дактон.

– Кое-кто слышал, другие догадываются. О таких вещах не болтают на каждом шагу.

– А это что-то меняет? В смысле – для тебя?

– Пожалуй, слегка побаиваются. Что не так уж плохо для того, кто ищет уединения.

Они дошли до моста через Кем[64]. Филиппа замерла, глядя вниз на воду. Мужчина встал поблизости, обхватил тонкими руками парапет и тихо спросил:

– Ты по ней скучаешь?

«И буду скучать до конца своих дней».

– Да. Не уверена, что я действительно узнала ее. Мы всего пять недель прожили вместе и нечасто разговаривали. Но когда она была рядом, я чувствовала ее, как никого другого. Да и себя тоже.

Казалось, он понял, о чем речь. Некоторое время собеседники брели молча, потом мужчина произнес:

– Я думал о тебе. Хотел поблагодарить за все, что ты сделала. Понимаешь, я так боюсь полиции, камеры. Наверное, не перенес бы, сдай ты меня тогда властям. А главное, уже не встретил бы Вайолет. Я много-много раз пытался вообразить, как ты поживаешь, и что было потом, после нашего расставания, и все ли в порядке с твоей матерью… то есть с миссис Пэлфри.

Ну прямо-таки светский раут.

– У нее все замечательно. Хильда завела себе пса, назвала Пиратом. А со мной ничего особенного не произошло. Приемный отец уладил проблемы с законом, в этом он дока, и мы вдвоем надолго поехали в Италию. Смотрели мозаики в Равенне.

«…И там же переспали».

Интересно, какое было бы у него лицо и что бы он сказал, выпали она последние слова, отзовись на его откровенность таким же безграничным доверием. Впрочем, не важно. Девушка и сама не успела разобраться, сколько значило то нежное, ласковое, ошеломляюще нетрудное совокупление. Что же они сделали: просто удовлетворили свое любопытство, с успехом прошли очередной тест, церемонно устранили надоевшее препятствие, после чего вернулись к привычным ролям отца и дочки, получили восторг от инцеста в обход официальных законов, не боясь взвалить на себя лишний груз вины, ибо куда уж больше? Окна, распахнутые в теплую итальянскую ночь, дурманящий запах кипарисов… Пожалуй, та единственная близость была необходима, даже неизбежна, однако со временем она утратила для Филиппы всякое значение.

Она пожала плечами.

– Моя мать застраховалась на пятьсот фунтов, чтобы хватило уплатить за квартиру. Не знаю, когда она успела. Полиция не стала вникать в подробности ее смерти: сумма уж больно маленькая, поэтому деньги я получила. Никто так и не выяснил, где она раздобыла таблетки, но прятала она их уже несколько месяцев. Выходит, мать уже давно собиралась покончить с собой и я здесь ни при чем. Так и повторяю себе каждый день. Существует уйма способов избавиться от угрызений совести. Со временем и ты найдешь тот, что покажется подходящим.

Собеседник ничего не ответил, однако его лицо просветлело. Внезапно он протянул Филиппе руку, и та пожала ее. Похоже, этот жест имел огромный смысл для неприметного с виду человечка. Мужчина в одиночестве пошел прочь по дороге, обсаженной каштанами, березами и липами, нежная зелень которых поблескивала под весенним солнцем, по яркой траве, испещренной золотыми и пурпурными вспышками крокусов. Перед самым поворотом он обернулся, чтобы взглянуть, как почудилось девушке, не на нее, а на капеллу. Казалось, он хотел навсегда запечатлеть в памяти мирный пейзаж.