Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [19]

— Чем, мои умные внучки, — спросила Иза, вглядываясь в женщин с присущим ей ироническим выражением на лице, — объяснить, что одежды Нофрет, как я слышала, испорчены, а ее еду нельзя взять в рот?

Сатипи и Кайт улыбнулись. Улыбка их отнюдь не грела душу.

— Разве Нофрет тебе жаловалась? — спросила Сатипи.

— Нет, — ответила Иза и сдвинула набок накладные волосы, которые она носила даже дома. — Нет, Нофрет не жаловалась. Вот это-то меня и беспокоит.

— А меня нет, — вскинула свою красивую голову Сатипи.

— Потому что ты дура, — заметила Иза. — У Нофрет вдвое больше ума, чем у каждой из вас…

— Посмотрим, — усмехнулась Сатипи. Она, по-видимому, пребывала в хорошем настроении и была довольна собой.

— Зачем вы все это делаете? — спросила Иза.

Лицо Сатипи отвердело.

— Ты старый человек, Иза. Не хотелось бы говорить с тобой непочтительно, но то, чему ты уже не придаешь значения, остается важным для нас, ибо у нас есть мужья и малые дети. Мы решили взять дело в свои руки и наказать женщину, которая пришлась нам не ко двору и не по душе.

— Отличные слова, — сказала Иза. — Отличные. — Она хихикнула. — Только не все годится, что говорится.

— Вот это верно и умно, — вздохнула Хенет из-за кресла.

Иза повернулась к ней.

— Хенет, что говорит Нофрет по поводу происходящего? Ты ведь знаешь. Все время крутишься при ней.

— Так приказал Имхотеп. Мне это противно, но я обязана выполнять волю господина. Не думаешь же ты, я надеюсь…

— Мы все это знаем, Хенет, — прервала ее нытье Иза. — Что ты всем нам предана и что тебя мало благодарят. Я спрашиваю, что говорит по этому поводу Нофрет?

— Она ничего не говорит, — покачала головой Хенет. — Только улыбается.

— Вот именно. — Иза взяла с блюда, что стояло у ее локтя, ююбу[38], внимательно осмотрела и только потом положила себе в рот. А затем вдруг резко и зло сказала: — Вы дуры, все трое. Власть на стороне Нофрет, а не на вашей. Все, что вы делаете, ей только на руку. Могу поклясться, что ваши проделки даже доставляют ей удовольствие.

— Еще чего, — возразила Сатипи. — Нофрет одна, а нас много. Какая у нее власть?

— Власть молодой красивой женщины над стареющим мужчиной. Я знаю, о чем говорю. — И, повернув голову, Иза добавила: — И Хенет понимает, о чем я говорю.

Верная себе Хенет принялась вздыхать и заламывать руки.

— Господин только о ней и думает. Что естественно, вполне естественно в его возрасте.

— Иди на кухню, — приказала Иза. — И принеси мне фиников и сирийского вина. Да еще меду.

Когда Хенет вышла, старуха сказала:

— Я чувствую, что замышляется что-то дурное, нутром чую. И всем этим заправляешь ты, Сатипи. Так будь же осторожна, коли считаешь себя умной. Не лей воду на чужую мельницу!

И, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза.

— Я вас предупредила — теперь уходите.

— Власть на стороне Нофрет, еще чего! — тряхнула головой Сатипи, когда они очутились возле водоема. — Иза уже такая старая, что в голову ей приходят совсем несуразные мысли. Власть на нашей стороне, а не у Нофрет. Не будем делать ничего такого, что дало бы ей возможность жаловаться на нас — чтобы никаких доказательств. И тогда скоро, очень скоро она пожалеет, что вообще приехала сюда.

— Какая ты жестокая! — воскликнула Ренисенб.

Сатипи изумилась:

— Не притворяйся, будто любишь Нофрет, Ренисенб.

— А я и не притворяюсь. Но в тебе столько злости!

— Я забочусь о моих детях и о Яхмосе. Я не из тех, кто терпит оскорбления. У меня есть чувство собственного достоинства. И я с удовольствием бы свернула этой женщине шею. К сожалению, это нелегко сделать. Можно навлечь на себя гнев Имхотепа. Но, по-моему, кое-что придумать можно.

2

Копьем, вонзившимся в рыбу, влетело в дом письмо.

Ошеломленные, в полном молчании, Яхмос, Себек и Ипи слушали, что читал им Хори, разворачивая свиток папируса.

— «Разве я не говорил Яхмосу, что возлагаю на него вину за всякую обиду, чинимую моей наложнице? Отныне, покуда ты жив, мы друг другу враги. Я буду стоять против тебя, а ты — против меня. Отныне тебе не место в моем доме, ибо ты не выказал должного почтения моей наложнице. Ты мне больше не сын, не плоть моя. Равно как Себек и Ипи не сыновья мне, не плоть моя. Каждый из вас сотворил зло моей наложнице, чему свидетели Камени и Хенет. Я изгоню вас из дому всех, с детьми и женами! Я был вам кормильцем и защитою, отныне я не стану кормить вас и защищать!»

Хори замолчал, а потом продолжал:

— «Имхотеп, жрец души умершего, обращается к Хори. О ты, кто верно служит мне, пребываешь ли ты во здравии и благополучии? Передай мои благопожелания моей матери Изе и дочери Ренисенб, передай слова приветствия Хенет. Правь моим хозяйством, пока я не вернусь домой, и тем временем составь грамоту, согласно которой наложница Нофрет отныне, как жена моя, обретает право владеть вместе со мной всем, что я имею. Ни Яхмоса, ни Себека я не возьму в совладельцы и не буду им больше опорою, ибо обвиняю их в том, что они причинили зло моей наложнице! Содержи все в сохранности, пока я не вернусь. Как горько, когда сыновья хозяина дома дурно относятся к его наложнице! Что же до Ипи, то предупреди его, что, если он причинит хоть малейший вред моей наложнице, он тоже покинет мой дом».