Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [110]

— А вы сами, мисс Лессинг, как вы считаете? Похоже это на самоубийство? Ваше мнение особенно ценно. Вы хорошо знали Бартона и провели с ним весь вчерашний день. Как он вам показался? Был ли он в своем обычном настроении или, может быть, был чем-нибудь обеспокоен, расстроен, взволнован?

Она ответила с некоторым колебанием:

— Это трудный вопрос. Мистер Бартон был действительно расстроен и взволнован, но на это имелись причины.

Она рассказала об осложнениях, возникших в связи с Виктором Дрейком, и в двух словах обрисовала тернистый жизненный путь этого молодого человека.

— Гм, — сказал Рейс, — пресловутая паршивая овца! И Бартон, вы говорите, был расстроен именно из-за него?

Рут ответила, помедлив:

— Не знаю, сумею ли я объяснить. Видите ли, я слишком хорошо знала мистера Бартона. Эта история на него, конечно, подействовала. Тем более что миссис Дрейк, как всегда, пришла в истерическое состояние. Поэтому, естественно, ему хотелось все это поскорее уладить. Но одновременно у меня сложилось впечатление…

— Какое именно, мисс Лессинг? Мне почему-то кажется, что у вас не бывает ложных впечатлений.

— Видите ли, я почувствовала, что на этот раз в его раздражении против Виктора Дрейка кроется что-то еще. Дела Дрейка нам приходилось в той или иной форме улаживать и раньше. Около года назад, когда у него стряслась очередная беда, он приехал в Англию, тогда мы посадили его на пароход и отправили в Южную Америку, а уже в июне он опять прислал телеграмму и просил денег. Так что я уже привыкла к реакции мистера Бартона на Дрейка. Но вот вчера мне показалось, что его вывело из себя не столько содержание телеграммы, сколько ее несвоевременность — она пришла, как нарочно, в тот самый день, когда мистер Бартон был целиком поглощен приготовлениями к празднику. Всякие дополнительные хлопоты в этот день были совсем некстати.

— Вам не показалось странным, что мистер Бартон так беспокоился об этом вечере?

— Да, я об этом думала. Он придавал ему какое-то особое значение, прямо не мог его дождаться, как ребенок.

— А вам не приходило в голову, что вечер был задуман с какой-то особой целью?

— Вы имеете в виду тот факт, что он был почти точным повторением того вечера, на котором покончила с собой миссис Бартон?

— Да.

— Откровенно говоря, мне показалось это диким.

— Но Джордж ничего не объяснял и ничем не делился с вами?

Она замотала головой.

— Скажите мне, мисс Лесинг, а не возникало ли у вас сомнений в том, что миссис Бартон покончила с собой?

Она была поражена.

— Сомнений?! Нет, никогда.

— Джордж Бартон не намекал вам, что его жена была убита?

Она смотрела на него в изумлении.

— Джордж так считал?!

— Я вижу, это для вас новость. Да, мисс Лессинг. Джордж получил анонимные письма, в которых говорилось, что его жена не покончила жизнь самоубийством, а была убита.

— Вот почему этим летом он вдруг так переменился! А я-то никак не могла понять, что с ним происходит.

— Значит, вы ничего не знали об этих анонимных письмах?

— Ничего. Много их было?

— Он показал мне два.

— А я ничего не знала!..

В голосе ее прозвучала неподдельная обида.

Рейс молча посмотрел на нее, потом спросил:

— Итак, мисс Лессинг, каково ваше окончательное мнение? Как вы думаете, мог Джордж покончить с собой?

Она покачала головой:

— Нет. Конечно нет.

— Но вы отметили, что он был возбужден, расстроен?

— Да, но он уже давно находился в таком состоянии. И теперь я понимаю почему. И понимаю, почему он так усиленно готовился ко вчерашнему вечеру. Очевидно, у него была какая-то особая идея — может быть, он хотел воспроизвести всю обстановку предыдущего вечера для того, чтобы узнать что-то новое о причинах смерти жены… Бедный Джордж, он, наверное, совсем потерял голову.

— А что вы теперь скажете, мисс Лессинг, о причинах смерти Розмэри Бартон? Вы по-прежнему полагаете, что это было самоубийство?

Она нахмурилась.

— Мне в голову не приходило, что можно искать какую-то другую причину. Ее самоубийство так легко объяснялось.

— Чем же? Депрессией после гриппа?

— Думаю, что не только этим. У нее было какое-то горе. Это было нетрудно заметить.

— И нетрудно было догадаться, чем это горе вызвано?

— Да не так уж трудно. Я догадалась. Конечно, я могла и ошибиться, но женщины типа миссис Бартон видны насквозь. Они не считают нужным маскировать свои чувства. Слава Богу, мистер Бартон, по-моему, ни о чем не подозревал. Да, она была очень несчастна. И я знаю, что в тот вечер у нее еще болела голова, вдобавок к только что перенесенному гриппу.

— Откуда вы знаете?

— Я слышала, как она сказала об этом леди Александре в комнате, где мы раздевались. Она пожалела, что у нее с собой нет аспирина. К счастью, у леди Александры нашлась таблетка пирамидона, и она дала ее миссис Бартон.

Полковник застыл с бокалом в руке.

— И миссис Бартон взяла эту таблетку?

— Да.

Так и не пригубив, Рейс поставил бокал на стол и поглядел на свою спутницу. Она смотрела на него безмятежно и, казалось, совершенно не сознавала всей важности ею сказанного. Между тем для Рейса это ее «да» означало чрезвычайно многое. Получалось, что Сандра, место которой за столом исключало всякую возможность незаметно положить что-либо в бокал Розмэри, могла дать ей яд и другим способом — под видом таблетки от головной боли.