Смерть потаскушки - [12]

, последняя фраза которых будет гласить, что в них включено все, что нам известно, а также все, что нам рассказывал Орри, имеющее хоть отдаленное отношение к убийству. Аффидевит мы передадим вам в обмен на то, что вы позволите нам взглянуть на досье, имеющееся у полиции. На всё досье. И вы, и мы от этого выиграем. Вы будете знать, чем располагаем мы, а мы узнаем, из-за чего вы пошли на риск и не выпускаете Орри под залог. Честно?

– Чушь собачья, – буркнул Кремер, поднимаясь на ноги. – Я хотел кое-что сказать Вульфу, но ты можешь сам ему это передать. Скажи, что мне очень жаль, но я не могу показать ему дневник Изабель Керр. Если бы он прочитал дневник, то не поспешил бы ввязываться в эту историю. И тебе подсказка. Впредь, когда решишь кого-нибудь прикончить, убедись сперва, что он не ведет дневник. Или она.

Он повернулся и был таков.

Я не шелохнулся. Совесть не позволила мне испортить такой прощальный аккорд. Лишь услышав, как открылась и затем хлопнула входная дверь, я вышел в прихожую, чтобы убедиться, что Кремер и в самом деле закрыл дверь снаружи. После чего вернулся в кабинет пораскинуть мозгами. Может быть, лучше к приходу Вульфа усадить Джил Харди в красное кожаное кресло? Если девушка останется в гостиной, то после моего доклада Вульф наверняка откажется встречаться с ней, а это очень плохо. До одиннадцати оставалось три минуты. Я решил привести ее, открыл дверь в гостиную и вошел. Комната была пуста. Джил незаметно улизнула через вторую дверь, выходящую в прихожую. Я подошел к вешалке: черное кожаное пальто исчезло. В кабинете зазвонил внутренний телефон. Я подошел и снял трубку. Вульф звонил из оранжереи. Он поинтересовался, не ушла ли девушка, я сказал, что ушла, и минуту спустя послышался скрежет спускающегося лифта. Вульф чинно прошествовал в кабинет, держа в руке букетик свежесрезанных орхидей для стола – Одонтоглоссум хеллеменсе. Насколько я помню, это гибрид О.харвенгтенсе и О.криспум. Потрясающая штука, если вы любите орхидеи. Я в ту секунду их на дух не выносил. Пока Вульф поставил цветы в вазу, уселся в кресло и просмотрел почту, я сидел и кипел, как чайник. Когда Вульф закончил читать единственное мало-мальски важное письмо от поставщика оленины, я громко изрек:

– Мисс Керр вела дневник!

Вульф отложил письмо, поднял голову, секунд тридцать рассматривал меня, потом спросил:

– Как тебе удалось выудить из него эти сведения?

– Из кого?

– Мистера Кремера, конечно.

У меня слегка отвалилась челюсть.

– Чтобы увидеть наше крыльцо, вам пришлось бы высунуть голову из окна оранжереи на добрых полметра.

– Я никогда не смотрю на улицу из оранжереи. Но Кремер безусловно приходил – кто еще мог поделиться с тобой таким фактом? Но вот как тебе удалось развязать ему язык?

– Ладно, так и быть, расскажу.

Я рассказал, как было дело, начиная со звонка Джил Харди. Порой, пересказывая разговор, желательно излагать его дословно, но я и так стараюсь это делать – так я уже привык, и так мне проще. Как всегда, Вульф слушал с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Я плавно перешел с Джил Харди на Кремера, поскольку действие шло без антракта, а только со сменой персонажей. Когда я закончил, Вульф чуть приоткрыл глаза, снова закрыл и буркнул:

– Ровным счетом ничего.

– Вы правы, – согласился я. – Если Джил Харди – лгунья, то очень талантливая. Орри убежден, что она ничего не знает про Изабель Керр, если же знает, то доказать это будет непросто. Если не знает, то можно сбросить ее со счетов – она для нас абсолютно бесполезна. Что касается Кремера, то, видимо, у него и впрямь имеется этот дневник. И что из этого? Мы и так знали, что у него есть козырной туз. Потом вряд ли дневник кончается словами: «Он потянулся к пепельнице и собирается ударить меня по голове», а это немаловажно. Быть может, Кремеру и впрямь нужен этот дневник, чтобы доказать, что Орри смерть Изабель Керр была выгодна, но мы-то и так это знаем. Так что согласен с вами – ровным счетом ничего.

Вульф размежил очи.

– Думаешь, Орри убил ее?

– Нет. Я со всех сторон обсосал аргументы Сола, и они мне нравятся. По меньшей мере, они ставят вину Орри под такое сомнение, что ни один суд присяжных не признает его виновным, а я тем более. Но в любом случае – мы уже на крючке. У Кремера. Если все-таки окажется, что Орри ухлопал эту девицу, я никогда не прощу его. Умыкну Джил Харди. Она уже думает, что мы с ним похожи.

Вульф хмыкнул.

– Что дальше? Кем ты займешься?

– Сестрой, наверно. Или Эвери Баллу.

– Насчет мистера Баллу я еще должен подумать. Начни с сестры.

Он выпрямился и потянулся к «Приглашению к дознанию».

5

В телефонной книге Бронкса числился некий Барри Флеминг, проживающий по адресу: Гумбольдт-авеню, дом 2938. Звонить я, ясное дело, не стал. Судя по статье в «Таймс», миссис Флеминг отказывалась беседовать с репортерами, и мой звонок она наверняка приняла бы за уловку назойливого журналиста. Я отыскал Гумбольдт-авеню по карте Бронкса и ухмыльнулся, потому что моя рука по инерции потянулась к наплечной кобуре. Дело в том, что из-за одного печального случая, приключившегося со мной несколько лет назад, я никогда больше не выхожу на задание без пистолета, особенно если речь идет об убийстве. Вообще-то, сестроубийство нельзя отнести к чему-то из ряда вон выходящему, но даже если предположить, что Стелла Флеминг и в самом деле убила сестру, то это вовсе не значит, что всякий, попадающий в ее общество, должен держать наготове заряженную пушку. Поэтому я оставил кобуру в столе, сказал Вульфу, чтобы к обеду меня не ждали, и отчалил. Спустившись с крыльца на тротуар, я поднял воротник пальто, хотя гараж был совсем рядом, за углом. Вместо обычной январской оттепели стояла затянувшаяся стужа, а порывистый ветер почему-то тоже не добавлял тепла.