Смерть под золотым дождем - [51]

Но она резко наклонилась к нему и положила свои прохладные пальцы на его пылающие губы.

– Ничего не нужно говорить, – произнесла она и убрала руку.

– Но почему? – спросил он. В голосе его прозвучало отчаяние.

– Потому, что если бы ты смотрел на жизнь проще, мы с тобой давно бы стали любовниками. Однако ты не хочешь быть любовником, – добавила она грустно.

– Да! – выкрикнул он. – Я не хочу быть любовником! – Он резко встал и вышел из гостиной.

Мирослава посмотрела ему вслед.

– Вот бедолага, – произнесла вслух с сожалением. Унесла на кухню фужеры и маленькие тарелочки с конфетами и сыром. Перемыла посуду, вернулась в гостиную, взяла книгу и легла на диван. Дон тотчас запрыгнул к ней и улёгся рядом.

– Как ты думаешь, – спросила Мирослава кота, – может быть, мне стоит завести постоянного любовника?

– Мр, – обронил кот.

– Понятно, ты не на моей стороне. – Она дотронулась рукой до его мягкой шерсти и погрузила в неё пальцы.

Кот тихо вздохнул, потом подумал и замурлыкал.

Мирослава схватила его в охапку:

– Пойми, я не хочу замуж! Что это за бредовая идея, обязывающая девушек выходить замуж?! Я хочу принадлежать сама себе! У меня такая работа, что никогда ничего нельзя знать наперёд!

Кот завозился у неё на руках.

– Знаю, знаю, – сказала Мирослава, – ты хочешь сказать, что у него точно такая же работа. Но тем не менее я не хочу связывать себя узами брака и хранить вечную верность одному-единственному человеку. Это не моё! Я не способна на такую безумную любовь, о которой пишут в книгах! Да, он мне нравится. Я хочу его! Но я не желаю тащиться в загс! И не хочу быть окольцованной! Ты понимаешь меня?

Дону наконец удалось выскользнуть из её рук, и он уставился своими янтарными глазами в её серо-зелёные.

– Потом, у меня есть ты, – примирительно проговорила она и вздохнула, вспомнив, что век кота намного короче века человека. Сердце у неё сжалось от ужаса и боли. Ей даже представить было страшно, как она станет жить без своего пушистого сокровища.

Дон тихо подполз к ней и уткнулся мокрым носом в её щёку.

– Если бы ты знал, как я люблю тебя, – выдохнула она и обняла его крепко-крепко. Её любовь к нему и впрямь была безгранична. Ей казалось, что она своим сердцем чувствует, как бьётся маленькое сердечко Дона.

Кот больше не пытался вырваться из её объятий. Кто знает, может быть, он чувствовал то же самое, что чувствовала она.

На следующий день ближе к вечеру в дом детективов приехал следователь Наполеонов. Ворота ему, как он считал, открыла Мирослава. Однако он не встретил её ни во дворе, ни в доме. «Куда она могла испариться?» – подумал он.

В гостиной звучала тихая печальная музыка. Шура отправился на её звуки. Морис сидел за роялем, его пальцы едва касались клавиш. Он, казалось бы, не заметил появления следователя.

«Паганини, блин! – подумал Наполеонов, но тут же вспомнил, что Паганини играл на скрипке. – Хотя какая разница, на чём играть, – сказал он сам себе, – тут важен не инструмент, а самозабвение».

– Ты чего такой? – спросил Шура, присаживаясь на диван.

– Какой? – спросил Морис, приподняв голову.

– Как в воду опущенный.

– Тебе показалось.

– Ничего подобного! Когда мне кажется, я крещусь. Вы что, с Мирославой поцапались?

– Как это?

– Что как это? – округлил глаза Наполеонов.

– Ты сказал, поцапались…

– В смысле поссорились.

– А, – протянул Миндаугас и спросил: – Как ты себе это представляешь?

– Обыкновенно, – воодушевился Шура, – слово за слово, потом скалкой по лбу бац! Или даже лучше сковородкой!

– Ты упустил один важный момент, – меланхолично проговорил Морис.

– Какой же? – озадачился Наполеонов.

– Мирослава никогда не берёт в руки ни скалку, ни сковородку. Сии предметы бывают только в моих руках. Разве я мог бы ударить Мирославу?

Шура хихикнул:

– Да, если бы ты стукнул Мирославу скалкой, она бы тебе все рёбра переломала или пристрелила на фиг. И вся недолга.

– Так уж и пристрелила бы? – усмехнулся Морис.

– Можешь не сомневаться! – горячо заверил его Наполеонов.

Морис невольно рассмеялся.

Радуясь, что развеселил друга, Шура повеселел и сам.

– Где Мирослава? – спросил он.

– Где-то в саду.

– Тогда пока её нет, выкладывай, что у вас произошло.

Морис хотел возразить, но Шура замахал на него руками:

– Не пудри мне мозги! Я печёнкой чую!

– Просто вчера был день рождения у Колосветова, – не устоял Миндаугас перед его напором.

– И Мирослава ездила его поздравлять, – догадался Наполеонов.

Морис кивнул.

– А тебя с собой не взяла?

– Не взяла.

– Морис, знаешь, что я тебе скажу?

– Что?

– К Кеше ревновать Мирославу не стоит.

– Она мне это уже сказала.

– А ты ей не поверил?

– Не знаю.

– Так поверь! Кеша хороший парень. Он от Славы без ума! Это правда. Но она у нас девушка совестливая и не станет портить жизнь хорошему парню.

– Что ты этим хочешь сказать? – не понял Миндаугас.

– То, что Кешка, если она вступит с ним в отношения, а потом бросит его, может рехнуться от тоски. Оно ей надо?

– Наверное, нет.

– Она в него не влюблена, долго с ним встречаться не захочет. Поэтому они навсегда останутся друзьями.

– То есть ей его жалко? – уточнил Морис.

– Конечно! – воскликнул Шура.

«А меня ей не жалко, – подумал Морис, – против того, как выражаются русские, поматросить и бросить она не возражает. Так, может, она в меня влюблена, – озарило его, – хоть немножечко».