Смерть по сценарию - [44]

— И что вы изучаете?

— Сейчас модно быть ближе к экономике. Допустим, я изучаю менеджмент и маркетинг.

— И что вы после этого изучения собираетесь продавать?

— Я говорила об экономике, а не о торговле.

— Ну, экономить что собираетесь?

— Это у вас чувство юмора такое своеобразное, господин коммерческий директор?

— Слышали, как представился? Каюсь, тщеславен. Но ваша мама зато предложила чашечку кофе, а это, наверное, не каждому такая честь?

— А мне что предложить? — Соня откровенно прищурилась, ее глаза были гораздо светлее, чем у матери, но в них временами тоже закипала расплавленная сталь.

— Леша! — услышал со стороны своего участка Леонидов, — Леша, где ты?!

— Жена. — Деланно вздохнул он. — Улетаю.

— Не забудьте ей сказать, что просто включали насос! — крикнула ему вслед Соня.

«Ох и девушка, — сокрушенно охал Алексей, перелезая обратно через забор. — Красивая? Да все они красивые в двадцать-то лет».

Жена Александра встретила неприязненно, ее синие глаза потемнели до цвета грозового неба, она смотрела на мужа, вылезающего из-под ветвей, так, что он понял: будет ругаться.

— Саша, я включал им насос.

— Да? Такие беспомощные?

— Они женщины городские, привыкли, что вода льется, стоит только повернуть кран, их можно только пожалеть.

— А меня? Я какая? Одна живу здесь целую неделю и не зову никаких мужиков. Подумаешь, цацы! Дамы из высшего общества, а ты, как дурачок, и побежал, только тебе свистнули.

— Саша!

— Замолчи! Где ты болтаешься целую неделю? С кем?

— Да почему я должен оправдываться? — Он разозлился. Доконало не то, что подозревают, а то, что повода для ревности абсолютно не было. — Все беременные такие нервные?

— А все мужики такие сволочи?

— Да ты что? С чего завелась?

— Если еще раз там тебя увижу…

— Ультиматумы будешь ставить?! А чтобы не убежал, будет двое детей? Все бабы так делают: свяжут по рукам и ногам, потом права качают.

— И ты после этого?…

— Уеду после этого. Дура!

Он побежал в дом за брюками, Саша заревела в саду, Леонидов не мог поверить в то, что эта истеричка — его любимая жена, психанул, сел в машину. Мотор взревел, «Жигули» вылетели из ворот, краем глаза Алексей заметил, что жена за ним не бежит и останавливать не собирается.

«Дура! Ну и пусть. Сколько можно меня пасти? «Я тут целую неделю одна, мне никакие мужики не помогают…» А я там один, в такой жаре в этом дурацком городе вкалываю как проклятый, и вместо покоя по выходным эти истерики, надо мне? Друзья через забор пролезают, на женщину другую не посмотри. Что я, не мужик? Дура!»

…До вечера он болтался по Москве, поехал в центр, со злости зашел в итальянский ресторан пообедать. Одна девушка из прежней жизни, той, что была до женитьбы на Александре, показала ему этот ресторан, он сразу полюбил аромат горячей, заполненной чем-то острым и вкусным пиццы, запах пряных специй и этой неторопливой атмосферой покоя и томления. Он приезжал сюда потом и с женой, когда в «Алексере» стал больше зарабатывать, и теперь тоже сидел за столиком, но один, и злость проходила, утекая вместе со временем в прошлое, которое никто и никогда уже не сможет вернуть.

«Ладно, завтра поеду мириться, не разводиться же из-за ерунды? Развестись с Сашкой? Смешно. Она — моя женщина, вся моя, люблю и глаза ее, и волосы, и запах. Так почему? Наверное, нервная работа, усталость и плюс еще этот чертов писатель со своим шедевром…»

Тут Алексей вспомнил, что его в девять часов вечера ждет Михин у какого-то метро. Название метро он вспомнил с трудом после утренних событий, но раз обещал, надо ехать. «Может, дома еще у этих Гончаровых никого не будет?» — тоскливо подумал он.

Но та самая Алла дома была. Михин решил сразу брать быка за рога: позвонил соседям, пригласил понятых на случай обнаружения ампулы из сумочки Аллы Константиновны Гончаровой. Она сначала не поняла, в чем дело, пускать в квартиру никого не хотела, возмущалась, пробовала кому-то звонить. Потом села в кресло, закинула презрительно ногу на ногу, закурила длинную дамскую сигарету и заявила:

— Там все равно ничего нет.

Ампулу с разложившимися остатками цианистого калия нашли в том кармашке, в котором действительно, как и описал Клишин, лежали и старая губная помада, и носовой платок, пахнущий чем-то похожим на запах жасмина. Алла Константиновна замерла, уставилась на ампулу взглядом, таящим в себе больше грусти, чем отчаяния, но не плакала и не пыталась оправдываться: сидела, курила, ждала, когда уйдут соседи, расписавшиеся в протоколе. Захлопнув за ними дверь, опять села в кресло и достала новую сигарету из пачки.

— Ну и что теперь?

— Какие отношения у вас были с Павлом Клишиным? — Это спросил Михин, Алексей молчал, разглядывая женщину. Без сомнения, это была сильная женщина, она не рыдала по пустякам, не ждала манны небесной, внимания мужчин, а если и плакала, то в одиночку, по ночам, закрывшись с головой подушкой, чтобы даже стены не видели, какой временами она бывает слабой. Ее белые волосы были подняты над загорелым лбом, взгляд глаз, похожих цветом на стекло обычной бутылки, уперся в пепельницу, где лежали испачканные яркой помадой окурки дорогих длинных сигарет.