Смерть по сценарию - [41]

Вообще-то я человек спокойный, страсть копится во мне неделю, иногда две, но если не получает разрядки, я становлюсь одержимым. Мои сны делаются беспокойными, я возбуждаюсь от поправленной тайком на плече бретельки у случайной прохожей девушки, прижавшейся нечаянно женской груди где-нибудь в магазине, длинной юбки с разрезом, в котором мелькает что-то такое, что непременно хочется познать. Манит только то, что тайно, скрыто, — не обнаженные тела и не откровенная порнография, а интимный взгляд, поправленный ненароком чулок и высокий каблук, выглядывающий из-под платья. Я не люблю откровенность, мне обязательно надо срывать с чего-нибудь покров, и тогда я могу воспламениться мгновенно и жаром своего поцелуя распять женщину на влажной кровати.

Алла знает правила моей игры, она женщина моей породы и никогда не просила того, что хочется взять. Мы не спрашивали друг друга, можно или нельзя, хочется или нет, мы вообще не любим слов, только страсть, после которой внутри становится удивительно легко и пусто и хочется только лежать, ни о чем не думать, верить в хорошее и просто жить.

Пять последних лет ее брака мы встречались по меньшей мере раз в месяц. Если бы мы жили вместе, нашей сомнительной телесной гармонии надолго бы не хватило — я это понимал, Алла нет. Она все хотела бросить своего стареющего профессора и соединиться со мной, но я не такой дурак, чтобы на ней жениться. Страсть к чьему-то красивому телу — это еще не любовь, просто здоровая потребность, обеспечивающая здоровый образ жизни. Но поселить у себя постоянно этот мелочный расчет, разговоры о деньгах, тряпках, подругах, которые получили в жизни больше, — это значит кончиться как личность самому. У Аллы какая-то нездоровая мания конкуренции со всеми красивыми и удачливыми женщинами, она себя постоянно с кем-то сравнивает, постоянно ревнует к тому, что другие смогли достичь, а она нет. Алла во всех ищет изъяны и, пока не найдет, ни за что не успокоится. Я тоже в какой-то мере предмет ее гордости: писатель, пусть неудачливый, но талантливый, красивый, — словом, такой любовник, которого нет у многих ее близких подруг и просто знакомых женщин, она готова меня убить, но только не потерять.

Понимаете, на что я намекаю? Конечно, Алла узнала про Любу и стала ревновать. И ко всему прочему за эти пять лет я очень от нее устал, да и разговоры о браке зашли слишком далеко. Да, я решил Аллу бросить, она, без сомнения, была против, мы ссорились, если можно назвать ссорой извержение двух вулканов, один из которых давно потух, а другой все больше кипит в своем чреве. С Любой мы встречались не для того, чтобы вместе спать, просто у нас был Пашка и были совместные интересы в издании моих творений. Но Алла поняла сразу все так, как должна была понять такую ситуацию ревнивая женщина: у меня роман, и я бросаю ее из-за другой бабы.

Алла стала за мной следить. В тот вечер она приехала на дачу с намерением помешать моему свиданию и устроила очередной скандал. Я с трудом уговорил ее спрятаться в спальне, пока не уйдет Люба. Алла топталась там, наверху, несомненно подслушивала, потому что я слышал и шорох, и шаги и понимал, что с этим надо кончать. Ужасный вечер! Я не знал, чья рука положит в стакан яд, и мучился от этого.

Потом Любу все-таки увез муж. Алла спустилась, и стала выяснять отношения. Тоска.

— Я все слышала: у тебя еще и внебрачный сынок есть, — кричала Алла. — А чего это ты о наследстве заботишься, Паша, не помирать ли собрался?

— Когда имеешь дело с тобой, всего можно ожидать.

— А мне что ждать? Мне? Тридцать пять лет, муж — старый идиот, детей нет, любовник мечется, как крыса в мокром трюме, и норовит дать деру. Паша, я тебя не отпущу. Я тебе тоже могу ребенка родить, хочешь?

— Такого не родишь.

— Это почему? — заносчиво фыркнула она. — Эта корова смогла, а я нет?

— Эту корову я любил, а такие дети, как Пашка, получаются только от большой любви. Тебе же вообще лучше не рожать. Таким женщинам иметь детей противопоказано.

— Каким «таким»?

— Ты для себя живешь, для своей фигуры, тебе не пережить ни пятен на лице, ни раздутого живота, ни боли. А ребенка кормить? Ты, своей великолепной грудью? Что останется от этого сокровища через несколько месяцев после того, как ею попользуется твое же дитя?

— Давай просто тогда жить вместе.

— Да не сможем мы просто жить. Поищи себе другой предмет гордости, сделай коллекцию, способную потрясти мир, сотвори чудо. Я даже готов дать несколько идей, лишь бы ты от меня отвязалась.

— Идей? Да что ты понимаешь в моде?

— Я понимаю в красоте. Эти твои последние полосочки вдоль и поперек на всем протяжении показа меня просто перевернули внутри: думал, что вырвет.

— Мерзавец! — Алла позеленела почти так же, как ее великолепные глаза.

— Тебе давно надо было спросить у меня, что такое настоящие чистые линии, я все-таки большой специалист по части того, что в женской одежде возбуждает мужчин.

— Ты сам, как баба, с этими твоими цветочками, стишками, непрактичностью и возней на кухне, которую я терпеть не могу!

— Потому что ты не баба и никогда не будешь ею, даже если и случайно родишь. Впрочем, что я говорю, как это ты да родишь случайно, у тебя сколько там вперед расписано, год, месяц? Поделись опытом, как запланировать свою жизнь, чтобы от тебя не сбежал мужчина?