Смерть отца - [89]

Артур Леви отирает лоб от пота и возвращается в кресло.

– Всякая связь с ее родителями была прервана. Марта всегда сообщала о датах рождения детей, но ответа мы не получали. Постепенно исчезло всякое упоминание о ее родителях. До… До смерти Марты.

Господин Леви подносит ладонь ко лбу.

– Я был тогда в шоковом состоянии, и ни во что не вмешивался. Все решал отец. Он похоронил ее в своей усадьбе. Мы сообщили об ее смерти в Польшу, ее родителям. Ее брат приехал к нам после похорон. Маленький еврей с черными глазами и в черном одеянии. Он был очень взволнован и уязвлен тем, что Марта не была похоронена на еврейском кладбище. Я присутствовал при этой очень эмоциональной беседе между ним и отцом…

Каждый раз, когда упоминается имя их отца, дядя Альфред мигает за стеклами очков, словно чувствует сильные толчки отца по плечу.

– Я присутствовал при этой беседе. Не вмешивался. Брат кричал и отец кричал. Из всего сказанного я запомнил лишь одну взволнованную фразу из уст отца, – вся земля Германии священна!

Дядя Альфред снимает очки и долго-долго вытирает стекла.

– Да, Альфред, годы прошли с тех пор. Дети выросли и никогда не видели деда и бабку до… До Иоанны. В этой девочке все вернулось к прошлому в странной форме. Девочка вдруг пришла ко мне потребовала для себя право изучать иврит. Эта девочка, только представь, пламенная еврейка. И, несмотря на то, что ей нелегко среди детей, товарищей по сионистскому Движению, она держится за него и за идею с упрямством, которое даже трудно представить. Она первая из всех моих детей спросила меня о семье матери. Она от меня не отстанет, Альфред. И если я ей расскажу всю правду, она не простит мне, что я лишил ее мира матери. Она не согласится, как остальные дети, с одним дедом, которого я ей дал. Иоанна потребует вернуться в дом матери.

– Ну, а ты, что ты сделаешь, Артур? Что ты скажешь девочке?

– Альфред, – он встал с кресла и склонил голову над братом, – я хочу примириться с ее старыми родителями. И не только из-за девочки. Я хочу им сказать, что в моем сердце глубокое горе из-за всей той боли, которую я принес им. Что я хочу к ним вернуться. Что в последнее время я научился уважать их и образ их жизни.

– Ну, так в чем же дело? – тихим голосом говорит Альфред. – Поезжай к ним.

– О, нет, Альфред. Нелегко будет помириться с ними после стольких лет. Поэтому я хочу попросить тебя стать посредником между нами. Езжай к ним и проложи мне дорогу.

– Я, Артур? – улыбается в смятении Альфред. – Я, ты знаешь, не очень успешен в посредничестве.

– Ну, а кто же, Альфред, поможет мне в этом деле? Мои близкие друзья вообще не евреи. Был у меня один друг, молодой, близкий и любимый, Филипп Ласкер. В последнее время и он отдалился от моего дома. – Гримаса боли проходит по лицу господина Леви. – С момента разрыва с Александром, я не наладил связь ни с одним евреем. Кстати… – Артур Леви тяжело дышит. – Александр вернулся на днях из Палестины. Гейнц случайно с ним встретился и был очень взволнован этой встречей. Одна случайная оазмолвка в прошлом разделяет нас…

Сильный приступ кашля сотрясает его, и дядя Альфред бежит за стаканом воды. У начала ступенек прячется Иоанна. Отец, несомненно, ушел уже спать. Не может быть, чтобы в такой поздний час он еще бодрствует. И дядя сам в своем кабинете. Она бежит взять из кровати книжку «графа» Кокса.

– Остался только ты, Альфред – продолжает Артур.

– Хорошо, – соглашается Альфред, – я поеду туда, Артур, в следующем месяце.

– Только через месяц»

– Да, Артур, – рассказывает Альфред сухим голосом, – огорчительный случай произошел в городе. Ты помнишь древнюю синагогу около дома тети Гермины? Так вот, стены ее загрязнили знаками свастики, все стекла побили. Организовали комитет евреи и не евреи для борьбы с такими скандальными явлениями и пригласили меня быть в этом комитете. Не было у меня причины отказываться. Через две недели состоится первое собрание протеста в городе. До выборов мы организуем еще одно собрание. Мне надо сказать там пару слов…

– Но, Альфред…

Слышится стук в дверь. Оба поворачивают головы к ней.

– Дядя Альфред, – слышится шепот, и Альфред торопится открыть дверь.

– Иоанна? – удивляется отец.

Если бы можно было исчезнуть через замочную скважину, она бы это сделала. Отец? В такое время? В кабинете дяди. Но голос отца беспокоящийся и заботливый:

– Ты себя плохо чувствуешь, Иоанна?

– Нет, нет, отец. Я…у меня все в порядке. Я абсолютно здорова. Только хотела о чем-то спросить дядю Альфреда.

– Сейчас? В такой поздний ночной час? – удивляется отец.

Но дядя не удивляется. Он готов выслушать. – Спрашивай, дочка, спрашивай. – И провожает Иоанну к стулу, рядом с отцом.

– Дядя Альфред, я должна вам что-то сказать. Что-то очень важное.

– Говори, дочка, говори.

Иоанна протягивает дяде книжку «графа» Кокса.

– Что это, детка? – Смотрит дядя на бечевки и узлы, связывающие маленький коричневый пакет. – Принесла мне подарок?

– Это не подарок, дядя Альфред. Это книга. Ее нашел один человек на старом еврейском дворе. Ночами он там копает, ищет потерянный клад евреев. Там он нашел эту книгу. Я могу читать на иврите. Но в этой книге стертые буквы, маленькие, и многие порваны. Он говорит, что в книжке скрытый шифр, который может привести к находке потерянного клада евреев. Если ты мне это расшифруешь, дядя Альфред, Кокс разрешит мне присутствовать при ночных раскопках, когда месяц будет красным и полным. Пожалуйста, дядя Альфред, расшифруй мне, что здесь написано.