Смерть отца - [87]

Жарко и душно под тенью веера. Свет мигает. Неожиданно сотрясаются стекла. Над городом возникли облака, и вот уже капли стучат в окно.

– Нет! – кричит Иоанна на свое отражение в зеркале. – Меня не заточат здесь, в этом заколдованном доме!

Торопясь, она срывает с себя все драгоценности тети. Шкатулка со стуком захлопывается. И снова она, Иоанна, в синей юбке и белой рубашке. После того, как она спрятала шкатулку глубоко под перину бабкиной кровати, наконец, вздохнула с облегчением. Там же, под периной, спрятана книжка «графа» Кокса, привезенная ею с собой.

Иоанна бежит по темному коридору. Она силой раскроет все замкнутые двери! В грозу! В дождь!

Серый плащ отца висит в коридоре. Она косится на плащ, и взгляд ее натыкается на целый ряд тростей для прогулок у края стены, и между ними – зонтик с верхом цвета слоновой кости. Конечно, это был зонтик профессора. Прогуливался с этим роскошным зонтиком среди знатных людей города, и рядом с ним – тетя Гермина, во всех своих драгоценностях, постукивает туфлями. Зонтик мигом оказывается в руках Иоанны. В конце коридора манит Иоанну стеклянная дверь, ведущая в сад. Она не заперта. Свободна, свободна, и она вдыхает запах черной влажной земли.

Дождь прекратился. Весенняя гроза прошла. Воздух очистился. Капли падают с оголенных ветвей деревьев и с зарослей кустов. Деревья, с разорванной корой стволов, опускают ветви, отяжелевшие от дождя. Аллея, одна среди многих аллей, светится в лучах заходящего солнца. Сад влажен и тонет в последних отблесках лучей, он пронизан всеми ветрами, дороги ведут во все стороны, вразлет, налево и направо, как спицы веера. Иоанна бежит по главной аллее. Земля липнет к ее ботинкам, и зонтик профессора болтается в ее руках. Что это там проглядывает между кустами? Иоанна стоит около запертого забора. Налево, между оголенными деревьями… Ветви деревьев протянуты по ту сторону черного закрытого забора. Направо… к маленькой беседке, опирающейся на забор!

Иоанна чувствует себя обманутой. Сад, ободранный грозой, закрыт и огражден забором. Иоанна возвращается по своим следам. И снова перед ней дом. На всех окнах опущены жалюзи, и косые лучи солнца падают на влажные стекла, преломляясь на них. Закрытый обмякший зонтик висит на руке Иоанны, а вокруг глубокая тишина. Только воды льются из водосточных труб, свежие дождевые воды, бормоча, гремя, падают на маленький покрытый плитками квадрат за домом дяди. Иоанна очень любит гулять под дождем! Но дождь прошел, а заборы перекрыли ей дороги. Иоанна бежит под водосток, открывает зонтик профессора, и вода скользит по сторонам, и брызги весело пляшут вокруг. Из своего шумного убежища смотрит Иоанна победительницей на забытый богом сад дяди Альфреда. И вот… голоса к ней возвращаются. Добрые голоса прокрадываются к ней под купол зонтика, чудесные голоса, благодаря которым Иоанна ведет диспут с дядей Альфредом о теории доктора Герцля, и завершает его настоящим криком: «Ха! Я не буду сидеть, ни внутри закрытого веера, ни в драгоценностях тети Гермины. Меня не прикуют твои книги и стонущее кресло бабушки». Под прикрытием профессорского зонтика взлетает Иоанна в свой мир мечты, где солнце светит всегда, и тысячи голосов дышат свежестью. Все добрые голоса сопровождают ее в бурном плавании в страну весны, и нет у нее необходимости во въездной визе, ибо добрые голоса широко распахнули перед нею ворота страны.

Солнце закатывается. Иоанна чувствует, как ветер треплет зонтик. Слишком долго стояла она под водостоком, и она испуганно закрывает зонтик и прокрадывается в дом. Ботинки с налипшей грязью и зонтик оставляют за ней лужицы. Иоанна прячет накидку и пытается проскользнуть в свою комнату, чтобы сменить одежду.

– А-а, Иоанна, – дядя Альфред стоит на пороге открывшейся двери, и с ним отец, – хорошо отдохнула, детка?

Свет большой хрустальной люстры осветил покрасневшее лицо Иоанны.

– Где ты была, Иоанна? – взгляд отца падает на ее грязные ботинки.

«Скажу им правду. Не буду лгать! – Иоанна кривит лицо. – Почему ей нельзя говорить правду?»

Отец подозрительно смотрит на нее, он хмуро выпрямился во весь рост, на лице дяди Альфред, как всегда выражение человека, который не понимает, что ему говорят. Не может же она рассказать им, что долго стояла под водостоком, прикрываясь профессорским зонтиком, в который стучали капли, слышные только ей. Они не поймут. Они опять скажут, что это у нее галлюцинации. Иоанна ненавидит это слово! Все, все в доме преследуют ее этим словом. У Иоанны – галлюцинации! Нет выхода, она не сможет рассказать правду. Снова ей надо придумать какую-то ложь.

– Я, – заикается Иоанна, – стояла в саду несколько минут.

– А-а, – говорит дядя, – немного подышать свежим воздухом? И я люблю так постоять, детка.

– Где шкатулка, Иоанна? – глаза отца не отрываются от обуви.

– Шкатулка, отец… В комнате бабушки. Я… я хорошо ее спрятала.

– Иди и принеси ее немедленно!

– Что ты на нее давишь, Артур? Есть время. Оттуда никто не возьмет шкатулку с драгоценностями тети Гермины. Сначала девочка поужинает с нами. Девочка бледна, Артур.

– Она была больна, – смягчается тон отца, – пошли, Иоанна.