Смерть на ипподроме - [8]

Я взял напрокат самую скоростную из всех имевшихся машин и всю дорогу держал педаль акселератора вдавленной в пол, за исключением тех немногих случаев, когда подобная сумасшедшая езда равнялась бы самоубийству. Я не был уверен, конечно, что Элен находится там, но шансы были велики. Чатита еще раньше сообщила мне, что Рат жил в доме Хэммонда. Вспомнил я и о других вещах, которые она мне рассказывала.

И снова, в который раз, меня охватывал ужас при мысли, что грязные руки Рата безжалостно мнут нежное тело Элен, что он приставляет нож к ее горлу, что его липкие пальцы — на ее губах, на ее теле. Я до упора выжимал педаль газа.

При обычной езде дорога до Гуэрнаваки из Мехико занимает не менее часа, я преодолел расстояние за сорок минут. На моих часах было семь пятнадцать, когда я с выключенными фарами остановился возле дома Хэммонда. Я потерял три минуты на заправке, пока узнавал как отыскать нужный мне адрес. Эти драгоценные минуты могли оказаться решающими для Элен. Они уже знали, что я не улетел семичасовым самолетом. Вынув револьвер, я проверил, все ли в порядке. Управление автомобилем на опасной извилистой дороге расслабило мои мышцы, но боль, преследовавшая меня целый день была даже сильнее, чем прежде. Боль мешала, а надо было действовать быстро.

Я достал из кармана шприц с морфием и, закатав рукава, вонзил иглу под кожу. Несколько кубиков наркотика ушло в мою кровь. Я знал, как он подействует, знал, что он возбудит, сделает беспечным, но снимет боль. Тогда я смогу вести себя почти как нормальный человек. А главное, исчезнет замедленная реакция, очистится от тумана мозг.

Я вышел из машины и начал крадучись пробираться к дому. На подъездной аллее стоял «паккард». На нижнем этаже здания горел свет, стены покрывал густой ковер ползучих растений. Я обошел дом, чувствуя, как начинает действовать морфий, постепенно ослабляя боль. Кожу слегка пощипывало.

Внезапно раздался крик, резко оборвавшийся через секунду. Он донесся сверху, из помещения непосредственно надо мной. Я глянул на освещенное окно второго этажа и услышал повторный вскрик. Кричала женщина. Перед моим мысленным взором снова встали кошмарные сцены.

Я подошел к стене вплотную, попробовав на ощупь прочность вьющихся растений. Я не был уверен, что они выдержат мой вес. Как и у большинства других зданий Гуэрнаваки, в доме Хэммонда под каждым окном имелся небольшой балкончик или маленькая терраса. Был балкон и под окном, которое интересовало меня. Пригнув одну из лоз, я повис на ней. Вместе со всей массой растений она подалась вниз, но выдержала.

Я чувствовал себя легко и беззаботно, сам себе казался невероятно сильным и смелым, и меня совершенно не волновало, что мне угрожает опасность. Сняв ботинки, я подтянулся на толстой, как канат, лозе, уперся в стену ногой и что было сил подбросил тело вверх. Мне показалось, что прошла вечность, а не минута, прежде чем я сумел коснуться вытянутой рукой балкона. Зацепившись за него пальцами, я вновь подтянулся и перепрыгнул через перила.

С балкона мне были видны часть кровати и чья-то голая нога. Я сдвинулся чуть правее и достал из кобуры кольт тридцать восьмого калибра. Элен лежала на кровати, прижавшись к изголовью. Одежды на ней не было. В ее глазах я прочел страх и отвращение. Ее грудь поднималась в такт учащенному дыханию.

Больше я никого не заметил. С револьвером в руке я быстро влез в окно и оказался в комнате. Каким-то судорожным, неестественным движением Элен перекатилась на другую сторону постели. Мои глаза были направлены на нее, но я скорее почувствовал, чем услышал какое-то неясное шевеление справа. Резко обернувшись, я выхватил револьвер. В следующий момент на меня прыгнул Рат. Его заостренное лицо, похожее на морду хорька, было искажено ненавистью, в правом кулаке зажат нож. Размахнувшись, он попытался вонзить его мне в живот. Не раздумывая, я ударил рукой по сверкнувшему лезвию, почувствовав, как нож наткнулся на мой револьвер. Кольт выскользнул из моей руки и упал на пол.

Рат вновь бросился на меня. Я вовремя отступил на шаг в сторону, и, когда острие ножа, казалось, должно было неминуемо вонзиться мне в грудь, перехватил его руку и как тисками сжал его кисть. Свободной рукой мне удалось удержать его за локоть.

Я начал медленно поворачивать нож, пока его кончик не оказался как раз напротив его груди. Моя рука скользнула вниз, накрыв его руку с зажатым в ней ножом.

Другую руку, крепко державшую его локоть я отвел назад, потом с силой толкнул вперед. Нож вошел в тело бандита медленно, словно нерешительно, сначала на дюйм, потом на два, казалось, никакая преграда из костей, мяса и сухожилии не в состоянии остановить уходившую все глубже и глубже сверкающую сталь.

Пошатываясь, Рат отступил назад, рот его перекосился. Возможно, на меня продолжал действовать морфий или просто кровь пульсировала быстрее обычного в моих жилах, но мне показалось, что лицо бандита выражало не ужас, не боль и страдание, а какое-то порочное противоестественное сладострастие. Его губы оттянулись назад обнажив зубы, зрачки расширились. Я вспомнил слова Чатиты, что Рат испытывает наслаждение от причиняемой ему боли. А сейчас ему было больно, смертельно больно.