Ричард С. Праттер
Смерть на ипподроме
Если вы купите билет на самолет и полетите на юг Соединенных Штатов, то через несколько часов приземлитесь в Мехико — огромном городе с разряженным прозрачным воздухом. Там вы сможете нанять такси и отправиться на ипподром «Де лас Америкас», где люди суетятся, а лошади гоняются во всех мыслимых направлениях, попадая изредка даже на беговую дорожку.
Если вы окажетесь на ипподроме в эти дни, то обязательно встретите там молодого здоровяка, покрытого мексиканским загаром. Его короткие преждевременно поседевшие волосы стоят торчком, словно щетка из свиной щетины, в то время как руки обнимают двух очаровательных куколок. Их вы непременно примете за звезд латиноамериканского экрана. Да, увидите их и скажете про себя: «Нет, вы только взгляните на этого дебила с двумя красотками!»
Молодой здоровяк с куколками — это я. Я могу вам понравиться или нет, но это уже дело вкуса.
Пять дней назад я вылетел из Лос-Анджелеса, покинув сыскное агентство «Шелдон Скотт инвестигейшн», штат которого состоит всего из одного человека — вашего покорного слуги. Я отбыл туда по просьбе клиента — некоего Куки Мартини, известного лос-анджелесского букмекера. Возможно, вы насмешливо ухмыльнетесь, узнав, что я беру клиентов-букмекеров. Что же, ухмыляйтесь. Лично я уверен: люди будут играть в азартные игры или спорить на деньги независимо от того, существуют на свете букмекеры или нет. Если по какой-либо причине они не смогут ставить на лошадей, то будут спорить о количестве бородавок на чужом носу.
И тоже на деньги. Куки Мартини во всяком случае был честным букмекером, его доллары не пачкали руки. Примерно год назад он начал принимать и записывать ставки на ипподромах за пределами Штатов — во Франции, Южной Америке и в Мехико. Так вот, в этом последнем городе его и других букмекеров недавно ободрали на несколько тысяч долларов. Куки справедливо посчитал дело нечистым и решил, что там работала шайка. Он нанял меня, поручив проверить на месте, все ли так безукоризненно честны на ипподроме.
А там попахивало, даже смердело. Вскоре мне стало казаться, что человека в Мехико способны прикончить только за то, что он дышит слишком энергично.
— Интересно, где же Пит? — спросила Вера.
Вера — куколка слева от меня. Чтобы обнять ее за талию, мне пришлось опустить руку на всю длину. Рост ее не превышает пяти футов, и тем не менее она на целую голову выше Пита. Пит, Педро Рамирес, ее муж, был одним из ведущих наездников сезона, хотя еще не вышел из категории учеников.
— Он будет через минуту, Вера, — сказал я.
Пит опаздывал на несколько минут, а мы договорились встретиться здесь, чтобы пожелать ему удачи. Он участвовал в пятом заезде на Джетбое — чистокровном мерине-пятилетке с красивым, словно точеным корпусом. Этот заезд мог оказаться для него решающим. За спиной Пита было тридцать восемь побед, сегодня он выиграл второй заезд. Еще одна победа, и Пит расставался с малопрестижным статусом ученика и становился полноправным жокеем. Для меня заезд был интересен в том отношении, что Питу предложили его отдать.
Элен Эйнджел — куколка справа — слегка сжала мне руку:
— Он идет, Шелл.
Ее прикосновение доставило мне истинное наслаждение. Элен не была замужем, этот факт представлялся мне чрезвычайно обнадеживающим. Она была высокая, темноволосая, с матовой кожей и глазами, которые я определял одним словом — мексиканские. Они большие черные, нежные, затененные длинными ресницами в них одновременно был и вопрос, и ответ на него. К ее телу лучше всего подходили эротические, если не порнографические эпитеты.
Чтобы не остаться в долгу, я тоже сжал руку Элен думаю, в этом соревновании я даже несколько вырвался вперед. Потом глянул налево. Пит вышел из раздевалки для жокеев и быстрым шагом направился нам навстречу. Все эти дни, вид спешащего Пита забавлял меня исключая, естественно, случаи, когда он был в седле. Это крошечный четырехфутовый жилистый человечек двадцати четырех лет от роду. Нередко он казался мне подростком, правда, таким, который не раздумывая стукнет вас ногой по коленной чашечке, если почувствует себя оскорбленным.
Когда он подошел, я сказал:
— Привет, чемпион! Ставлю на твой заезд пачку зелененьких.
Он довольно ухмыльнулся, обнажив полоску белоснежных зубов. Челюсти его продолжали двигаться. Нервный, легко возбудимый, как чистокровный скакун, он постоянно жевал чиклет — резинку в сахарной оболочке.
— Можешь поставить даже последнюю рубаху, — сказал он. — Этот заезд мой. — Он выплюнул чиклет и, сунув руку в карман, достал коробочку с жевательной’ резинкой. Потом вытряхнул на ладонь два белых кубика. — Черт побери, можно подумать, они растворяются в воздухе, с удивлением произнес он, — только что упаковка была полна. — Он пожал плечами. — Угощайтесь!
Куколки от резинки отказались. Взяв кубик, я хотел было положить его в рот, но, глянув внимательно на лицо Пита, остановился. Только теперь я заметил, что у него вспухшие губы и покрасневшая челюсть.
— Что случилось, Пит? — спросил я. — Поцеловался с лошадью?
Ухмылка сошла с его лица.
— Поцеловался с кулаком Джимми Рата. — Заметив что при звуке этого имени я изменился в лице, он поспешно добавил: — Я посчитаюсь с ним, Шелл, будь уверен. Когда-нибудь я поцелую его бейсбольной битой.
