Смерть как искусство. Том 2. Правосудие - [41]

– Вы бывали у него в квартире?

– Нет, – чуть помедлив, ответил актер, – ни разу не был. Зачем мне туда ходить? То есть в самой квартире я, конечно, бывал, и не раз, но это было, когда у нас ставил режиссер из Прибалтики, Риминас, мы с ним очень дружили… И когда приезжал Витя Басманный из Питера, он у нас был занят в одном спектакле и обычно ночевал в нашей служебной квартире. Но этот спектакль в прошлом году списали, и Витя больше не приезжает. А к Лесогорову в гости я не ходил.

– Он вам что-нибудь о себе рассказывал? – настырно продолжала Настя, будто не слыша ответов Михаила Львовича.

– Да нет же, господи! – Арцеулов начал закипать. – Вы вообще понимаете, о чем я вам толкую? Вы меня слушаете или как?

– Извините, Михаил Львович, – невинно улыбнулась Настя, – но у меня перечень вопросов, составленный следователем, и я обязана их все задать, я человек подневольный. Вы уж не сердитесь.

Актер мгновенно смягчился и ответил на ее невинную улыбку улыбкой лучезарной и добродушной, дескать, мы с вами как люди зависимые всегда друг друга поймем. Она еще некоторое время помучила его вопросами, но ничего принципиально нового выяснить не удалось.

– Ну, что скажете, Антон? – спросила она, когда они снова оказались в кабинете Богомолова. – Каковы результаты ваших наблюдений?

– Никаковы, – развел руками Антон. – Я не заметил, чтобы Арцеулов говорил не то, что думает. Кое-что он как человек интеллигентный попытался смягчить, но в целом…

– Что он пытался смягчить? – требовательно спросила Настя.

– Свое отношение к Колодному. Он говорил, что Никита – молодой, неопытный, и его можно понять. А на самом деле Колодный его раздражает, прямо-таки бесит своими попытками тянуть, как они любят говорить, одеяло на себя. Но это все. В той части, где речь шла о Лесогорове, он не лгал, они действительно не общались в приватном порядке. Лесогоров ему не был интересен.

– Почему?

– Наверное, потому, что слишком молод, чтобы приятельствовать с Михаилом Львовичем, ведь Арцеулов намного старше.

– Нет, я хотела спросить: почему вы решили, что Лесогоров ему неинтересен?

– А у него вся мимика и моторика выдавали пренебрежение, когда он говорил об Артеме, – пояснил Антон. – Во всяком случае, мне так показалось. Знаете, довольно часто люди считают тех, кто моложе, заведомо глупыми, неинтересными и ничего не умеющими. Арцеулов явно из их числа. Он и к Никите Колодному так же относится.

– Понятно, – протянула Настя. – И что мы будем делать с показаниями Колодного, который утверждает, что застал Лесогорова в грим-уборной у Михаила Львовича, и более того, якобы слышал, как Михаил Львович сказал Артему: «Я тебе сто раз говорил…» Куда мы это денем?

– Анастасия Павловна, может быть, стоит обратить внимание на то, что вы мне сами вчера говорили насчет Арбениной? – осторожно предложил Сташис. – Похоже, тут аналогичная ситуация.

– Вы хотите сказать, что Колодный все это выдумал, чтобы было интереснее? Чтобы на его слова обратили внимание, чтобы начали дергать Арцеулова, чтобы еще раз обратились к самому Никите… Да? Думаете, ему скучно и хочется внимания?

– А почему бы нет? Он, конечно, в отличие от Арбениной, человек молодой, но профессиональная жизнь у него бедновата. Отчего бы не поразвлечься?

Настя удрученно вздохнула. Интересно, какова доля информации, полученной в театре, которая имеет под собой такую же «подкладку»? Если верить Иришке Савенич и Грише Гриневичу, доля эта ох как велика! Пожалуй, Сережка Зарубин был прав, когда боялся и не хотел работать в театре, он, наверное, точно знал, с чем придется столкнуться. Вот и отправил Настю отдуваться вместо себя. Молодец!

– Интересные дела творятся в вашем театре, уважаемый Гамлет, – заметил Змей, когда Ворон закончил очередной отчет о ходе расследования. – А что там насчет «Дяди Вани»? Михаил Львович сказал любопытную вещь, я как-то раньше не задумывался над тем, что же случилось с Войницким год назад. Он прав, я даже внимания не обратил на эту фразу Марии Васильевны, думал, что все дело в жене профессора. У вас, кажется, были какие-то соображения?

– Ну при чем тут «Дядя Ваня»? – взбеленился Ворон. – Какое отношение Чехов имеет к нашей истории?

Честно говоря, про «Дядю Ваню» ему самому было интересно послушать, потому что пьесу эту он видел во множестве театров по всему миру, даже удалось залететь в кинотеатр в Лондоне и посмотреть английскую экранизацию Чехова – фильм под названием «Август», поставленный Энтони Хопкинсом. Эту пьесу Ворон любил нежно, он даже сам не понимал, почему она ему так нравится. Но не станет же он сидеть на ветке, как дурак, и слушать Кота! Этого еще не хватало.

– Ну, вы тут пообсуждайте, ежели вам надо, – сказал он как можно равнодушнее, – а я полечу отдыхать, умаялся что-то.

– Разве ты не останешься? – разочарованно спросил Камень.

– Ты совесть-то имей, – сердито каркнул Ворон. – Пока я летаю и добываю вам историю, вы тут бока пролеживаете и спите сколько влезет, а я? Я хоть и Вечный, но не железный. Все, целую страстно, я полетел.

Это была маленькая, но вполне простительная, по мнению Ворона, ложь. Никуда лететь далеко он и не собирался. Взмыв высоко вверх, он отлетел буквально на несколько деревьев в сторону, опустился на землю и на когтистых лапках вперевалочку пробрался в кусты, из которых все было отлично слышно. Правда, мало что видно, но это ничего.